«Как священник, отец, конечно, знал свой приход, как пять пальцев, — писал впоследствии Дмитрий Наркисович, — особенно горе и бедность своей паствы. В нашем доме, как в центре, сосредотачивались все беды, напасти и страдания, с какими приходится иметь постоянно дело истинному пастырю. Эти постоянные разговоры о страданиях придавали общему складу нашей жизни немного печальный характер, а наша скромная обстановка казалась какой-то роскошью. Да, там, за стенами нашего дома, были и голодные сироты, и больные, и обиженные, и пьяные, и глубоко несчастные… Мысль о них отравляла то относительное довольство, каким пользовалась наша семья, и мне глубоко запали в душу слова, которыми отвечал обыкновенно отец, если я приставал к нему с требованием что-нибудь купить:
— Ты — сыт, одет, сидишь в тепле, а остальное — прихоти.
Кажется, что проще этих слов, и кто их не знает, но они навсегда остались в моей голове, как своего рода маленькая программа для личных потребностей… Ведь это громадное богатство — не завидовать и не желать того, что является излишеством и бессмысленной роскошью».
Кержацкое население в Висиме, как и во всех местностях Урала, составляло большинство. Оно содержало тайные молельни, поддерживало в труднодоступных лесных чащобах скиты. Наркис Матвеевич обязан был вести борьбу с раскольниками. Но, даже сознавая тупой консерватизм раскола, реакционность мышления, осуждая систему угнетения слабых, он все же к раскольничеству относился снисходительно и не досаждал преследованиями. Поэтому нередко гостями Маминых бывали и раскольники, даже самые знаменитые среди них вожаки, имевшие огромное влияние на население.
Счастливейшие годы раннего детства.
Для родителей — это пора больших и малых тревог, беспокойств, забот. Детская душа — та почва, на которую падают добрые и дурные семена. Те и другие могут дать ростки, и неизвестно, какие победят? Что, если самый сильный рост дадут дурные семена? И не в том ли главная забота родителей — не дать им укорениться?
Рука матери, надежная, любящая, помогает ребенку в постепенном познании мира. Сначала она ведет его по комнатам, где, что ни шаг, то открываются все новые стороны мира, таинственные уголки родного дома, населенного близкими. Потом ребенок отваживается на самостоятельные путешествия. Первое — это крыльцо и садик возле дома, а дальше весь участок за домом, где густеют кусты, пестрят чашечки цветов, стоят высокие деревья. В этом мире живут иные существа — домашние птицы, корова, лошадь, в деревьях гнездятся птицы.
Крепнут ноги, увереннее становятся шаги, растет жажда все новых и новых открытий. Домашний мир кажется уже тесным. И однажды ноги приводят к калитке, рука сама тянется к железному кольцу, распахивает ее, и за ней открывается такой широкий мир, с синеющими вдали горами, заросшими лесами, что невольно захватывает дыхание.
…Впервые без матери Митя вместе с Николкой вышел на улицу, и это запомнилось.
Он оглянулся на калитку, у порога которой лежала большая плоская каменная плита, чуть-чуть испугался, что оставил дом, привычный добрый мир, но, сделав несколько робких шагов, пошел увереннее, заторопился за братом. Он как бы перестал подчиняться себе, иная сила вела его от дома.
Длинная улица, заросшая мягкой травой, с черными шариками овечьего помета, поднималась пологой горкой. Избы сверкали окнами, отражая горячее солнце. Раскидистые березы, с корявыми стволами в черных изломах, совсем непохожие на ту, что стояла у них в конце огорода, тоненькую, с нежно-белым ровным стволиком, бросали широкие тени. Черная лохматая собака, спокойно и равнодушно дремавшая в тени избы на противоположной стороне улицы, вдруг вскочила и кинулась к ним. У Мити дрогнуло сердце, он остановился. Хотел закричать, но словно онемел и стал пятиться, зажмурив глаза. Он почувствовал на лице жаркое дыхание, шершавое прикосновение горячего языка к коленям, подбородку и открыл глаза. Да это же Мушка! Она сидела перед ним, насторожив лохматые острые ушки, уставившись светлыми, в ресничках, глазками, помахивая хвостом. Дня же не бывает, чтоб она не забежала к ним во двор. И всегда для нее находился гостинец. Добрый друг! Митя положил руку на ее покатый со впадинками лоб, и она благодарно лизнула его в ладонь. Он пошел дальше, и Мушка, все помахивая метластым хвостом, побежала впереди мальчиков, оглядываясь на них.
Из калитки вышла женщина, с ведрами на коромысле, и остановилась, увидев братьев.