Единственная информация, которая могла пригодиться, содержалась в файлах одного грузового судна, которое нелегально перевозило незаконный груз в космическом пространстве в районе Земли, объявленном инвиди зоной, запрещенной для проникновения инопланетян. Хозяин корабля разбогател и, удалясь от дел, опубликовал сведения о полете, о котором долго молчал, в качестве своих мемуаров.
Его грузовое судно обнаружило корабль нукени. Это было очень странно: нукени никогда не удаляются на такое расстояние от центра. Необычно было и их поведение: они следовали прямым курсом мимо богатых минералами астероидов, не обращая на них никакого внимания. Грузовое судно некоторое время следовало за нукени, а затем повернуло.
Я обратила внимание на дату, когда произошло это событие: 2073-й или 2074 год, примерно сорок восемь лет после старта «Калипсо». Это было еще до того, как земляне начали совершать межзвездные полеты, войдя в 2085 году в состав Конфедерации. Обнаруженная мной информация свидетельствовала о том, что «Калипсо», если грузовое судно действительно приняло ее за корабль нукени, в это время все еще держала курс к Альфе Центавра и находилась на заданной траектории. Почему больше никто не видел ее? Я решила попросить доктора Джаго тщательней изучить криосистемы капсул. Если они лопнули еще пятьдесят лет назад, то должно иметься какое-то доказательство этого, пусть даже среди обломков.
Интересен сам факт того, что в базе данных больше не было информации о так называемом корабле нукени или любом другом судне, следовавшем по этому особому курсу в течение следующих пятидесяти лет. Или «Калипсо» каким-то образом скрылась, или ее кто-то надежно спрятал. Возможно, инвиди помогли членам экипажа установить на корабле не только криосистемы, но и другую аппаратуру, созданную по высоким технологиям. Может быть, там есть устройство, блокирующее работу датчиков?..
Если я сумела найти эту информацию, то ее мог обнаружить и еще кто-то.
Рэйчел и я перебирали то, что было доставлено на Иокасту с борта «Калипсо».
Мы делали это, конечно, не вручную – центр был блокирован, а оборудование и вещи с подорвавшегося корабля все еще радиоактивны. Мы сидели перед трехмерным экраном в кабине одной из лабораторий и рассматривали изображение каждого предмета. Сканеры записали все данные еще до того, как эти вещи были уложены в контейнеры зоны «Сигма». Рэйчел подтверждала тождество той части оборудования, с которой была знакома, и помогла нам маркировать личное имущество.
– Я удивлена тем, что в этой области вы не достигли большего прогресса, – сказала она.
Возможно, ее замечание относилось к монитору, который постоянно барахлил. Круглолицый техник, дежуривший в лаборатории, бросил на меня извиняющийся взгляд.
– К сожалению, эта подсистема – не основная, поэтому мы не уделяем большого внимания поддержанию ее в рабочем состоянии, – сухо сказала я. – К тому же служба безопасности расходует сейчас на свои нужды очень большое количество энергии.
Рэйчел откинулась в кресле и отвела глаза в сторону от экрана, на котором изображение опять зависло. Это была часть корпуса пульта.
– Я понимаю, что станция ограничена в ресурсах и подача энергии нормирована. И все же это кажется мне странным. Я ожидала… другого. То есть я хочу сказать, что у нас на исходе двадцатых годов были более совершенные интерфейсы.
– Да, а сколько у вас было умирающих от голода детей?
Я была удивлена собственными словами, поскольку повторила любимую фразу бабушки. Неужели я начинаю походить на революционерку Эльвиру не только чисто внешне, но и внутренне?
Для меня всегда оставалось загадкой в истории человечества то, как на Земле могли уживаться вещи, которые, казалось, принадлежали разным мирам.
Мне очень захотелось спросить Рэйчел, как могли люди в ее эпоху жить подобным образом.
Рэйчел подыскивала слова, чтобы ответить на мою тираду, но так и не нашлась что сказать, а только покачала головой и вновь сосредоточила все внимание на мониторе.
Экран замерцал, и изображение ожило, обломки начали медленно вращаться, давая нам возможность разглядеть все детали и прочитать все параметры.
– Все в порядке, – подтвердила Рэйчел, закончив просмотр данных, считанных с объекта нашим идентификатором, и мы перешли к следующему фрагменту.
Прихлебывая чай из кружки, я нашла нужную информацию в своей электронной записной книжке, лежавшей на столе рядом с монитором. Навигационные данные, касавшиеся прибытия «Калипсо» в систему Абеляра. У нас был шанс найти сегодня среди обломков оборудования объяснение тому, как корабль попал к нам. Мы могли обнаружить причину, заставившую Квотермейна отправиться в складской отсек и, по всей видимости, стать свидетелем гибели Кевета. А может быть, нам удастся понять, что там делали Кевет и кчин? Это помогло бы выйти на след кчина, выяснить, где он сейчас находится.
Рэйчел что-то тихо напевала. Мелодия была медленной, монотонной, с переливами в конце музыкальной фразы. Когда я поняла, что это за мотив, то чуть не выронила кружку из рук.
– В чем дело?
Рэйчел перестала напевать и стала с удивлением следить за тем, как я вытираю рукавом брызги чая, упавшие на стол.
– Простите. Я просто изумлена. Песня, которую вы только что напевали…
– Вы ее знаете?
– Она связана с историей моей семьи.
– Ваша семья участвовала в движении «Земля-Юг» после того, как погибла Альварес?
Я вспомнила Демору Хаазе и ее старинный скрипучий дом.
– Моя прабабушка осталась в городке. Она никогда не проявляла особого интереса к политике или проблемам глобализации. Никогда не говорила ни о чем другом, кроме жизни в своем городке…
Рэйчел повернулась лицом ко мне и бросила на меня настороженный взгляд.
Не надо было говорить о голодающих детях…
– Так, значит, ваша прабабушка пела вам эту песню?
– Нет, Демора считала, что люди должны заниматься своим делом. – Например, как я, торчать на осажденной станции. Да, мы хотим сохранить наш дом в целости и сохранности и навести в нем порядок… – Эту песню пела моя бабушка Эльвира. Однажды она услышала, как я напеваю ее мелодию, и отругала меня. – Хотя слово «отругать» было слишком мягким для обозначения того потока брани, который Эльвира обрушила на мою голову. – Она заявила, что эта песня – не игрушка, что люди умирали с ней на устах и что если она еще хотя бы раз услышит, как я напеваю ее, то устроит мне порку.
Рэйчел изумленно заморгала.
– Ну, это уже чересчур!
Я никогда не испытывала к Эльвире нежности. Она слишком хорошо умела превращать нашу жизнь в настоящий ад.
– Она была… «преданной делу активисткой».
Так Эльвира сама себя называла.
Рэйчел снова повернулась к экрану.
– Надеюсь, вы разрешите мне напевать эту мелодию? – спросила она.
– Сделайте одолжение, Рэйчел.
Но она больше не стала петь.
– Почему все, что касалось «Калипсо», держалось в строжайшей секретности? – спросила я. – Если вам помогали инвиди, то никто не стал бы останавливать вас.
– Я же уже говорила вам, что мы имели дело только с одним инвиди. И он попросил нас все держать в тайне.
– Это был Эн Серат?
– Да. – Она погладила пальцами панель монитора, а затем продолжала: – Мы не были посвящены в тонкости политики инвиди, но у меня сложилось впечатление, что Серат был не совсем уверен в себе.
– Не был уверен в себе? Что вы хотите этим сказать? – Мне никогда не приходило в голову, что у инвиди могут существовать разногласия. Наверное, они допускают различия во мнениях.
– Не знаю. Но мне кажется, что Серат не поставил в известность своих соплеменников о нашей экспедиции. – Она попыталась снова сосредоточиться на изображении, выведенном на экран, но вскоре со вздохом отвела глаза в сторону.