– Как вы считаете, почему у вас появилось это чувство?
Она пожала плечами.
– Не знаю. Возможно, я выражаюсь неточно… Но их появление предопределило путь нашего развития, с которого мы отныне не можем сойти.
Мы достигли двери, ведущей в аварийную шлюзовую камеру. Рэйчел приостановилась на пороге и сказала:
– Возможно, именно поэтому я решила принять участие в экспедиции «Калипсо». Мне очень хотелось избавиться от этого чувства.
Мы вошли в камеру, и я показала Рэйчел высотно-компенсационные скафандры, которые висели здесь вдоль стены. Дежурный офицер Земного Флота, отвечавшая за них, одарила нас столь очаровательной улыбкой, словно была продавщицей в дорогом бутике.
– Вы уверены, что они выдержат прогулку в открытом космосе? – спросила я.
– Вы уверены, что это безопасно?
Раздавшийся в наушниках голос Рэйчел казался хрипловатым. Остаточные частицы хвоста кометы негативно воздействовали на системы связи, вмонтированные в скафандры, которые были старыми, видавшими виды и имели портативные кислородные пакеты.
– Абсолютно уверена, – заверила я. – Сэрасы никогда не стреляли в того, кто передвигался на скутере. Мы постоянно используем их для ремонтных работ…
Она так крепко обхватила меня за талию, что я невольно оглядела себя, чтобы убедиться, что на моем скафандре не расстегнулись застежки.
– Готовы?
– Да.
Я открыла ворота шлюза, и скутер покинул камеру.
Мы скользили над поверхностью кольца, достаточно близко от него, чтобы разглядеть темные полосы – места, где обшивка была восстановлена в ходе ремонтных работ после обстрела сэрасами. Рэйчел слегка ослабила свою хватку.
– Как здорово! – воскликнула она.
– Угу, – откликнулась я, надеясь на то, что мы недаром тратим драгоценное топливо.
– Каким образом можно было поместить диск гиперперехода на «Калипсо» без нашего ведома? – почти обиженно спросила Рэйчел.
– Таким же самым, каким они скрывали эту информацию от нас, – вероятно, у них есть какое-то маскировочное поле.
Мы повернули в сторону от кольца и направились к технической платформе. Ее плоские контуры вырисовывались над нами, и привязанная к ней громада «Калипсо» казалась еще более грандиозной, чем на экране.
Отсветы наших фонарей плясали на обломках. Расположение главной рубки «Калипсо» было мне хорошо знакомо – я давно уже изучила его по схемам.
Космический робот во время спасательных работ удалил отсюда все колющие и острые предметы, так что разгерметизация нам не грозила – в отличие от радиации.
Счетчик радиоактивных частиц на моем рукаве уже начал медленно менять свой обычный зеленый цвет на оранжевый. Когда он окрасится в ярко-алый, надо будет срочно уходить. Мы не могли рассчитывать на курс дерадиационной терапии по возвращении на Иокасту, так как немногие еще остававшиеся в нашем распоряжении поглотители радиации сохранялись для чрезвычайных ситуаций.
Главная рубка походила на холодную пещеру, полную призраков. Я с уважением посмотрела на Рэйчел, увидев ее теперь в новом свете. Какие чувства испытывала она, добровольно соглашаясь на то, чтобы ее усыпили в этом жутком месте на корабле, мчащемся в темноту межзвездного пространства?..
Рэйчел повернула голову внутри шлема скафандра, оглядываясь вокруг.
– Боже, какой беспорядок. Я не могу поверить, что мы жили здесь…
– Где машинное отделение? – спросила я.
Почерневшие поверхности, обломки и мерцающий свет – все это путало меня, мешало ориентироваться.
Рэйчел медленно повернулась, а затем, оттолкнувшись от «пола», поплыла по направлению к какой-то точке, расположенной рядом с грудой искореженного металла. Эта груда, должно быть, и являлась когда-то пультом управления. Она ласково погладила рукой, одетой в перчатку, обломки, унесясь мыслями в прошлое.
– Моя малышка… Я бы собственными руками убила ублюдков, которые придумали эти мины.
– Их давно уже нет. Во всяком случае, в этом районе пространства. – Я с трудом справлялась со своим волнением. Учащенное дыхание причиняло боль, подобную той, которую доставлял мне имплантат. – Одна из наиболее внушительных побед Конфедерации. Я говорила вам о минах-ловушках, с которыми мы столкнулись, как только нам передали станцию.
Я достала из кармана устройство инвиди и провела им поверх обломков в надежде что-нибудь обнаружить.
Ничего.
– Что это?
– Я надеюсь, что эта штука поможет мне найти диск перехода. Вы здесь хорошо ориентируетесь?
Она остановилась перед почерневшей от огня, но неповрежденной панелью в задней стене кабины.
– Я знаю, где было машинное отделение. Но что касается остального… – Ее голос звучал напряженно сквозь потрескивания в наушниках моего шлема. – А вы узнаете диск инвиди, если увидите его?
Это был удар наповал. Я поднесла яйцеобразный предмет к панели, но все мои усилия были тщетны. Я уже начала думать, что мне придется разбирать этот корабль модуль за модулем.
– Я хочу, чтобы «Калипсо» признали нашей собственностью, – сказала Рэйчел. – Мы ведь вправе требовать это?
– Полагаю, что да. Впрочем, подождите. Вы хотите, чтобы и диск перехода принадлежал также вам? – Теоретически это было вполне возможно.
– О Боже, нет. Я хочу владеть только кораблем.
– Но зачем он вам? Он требует серьезного ремонта.
– Но у меня, кроме него, ничего нет! – воскликнула Рэйчел. – В крайнем случае я смогу продавать его по частям. Или мы могли бы выставить его на всеобщее обозрение и брать с людей деньги за показ. Знаете, это было бы такое шоу: столетние уродцы и их допотопный корабль… Я могла бы залезть для наглядности в макет криокапсулы, а Эриэль рекламировал бы шоу по каналу Флориды.
Горечь ее слов смутила меня.
– Мне очень жаль, что вы чувствуете себя здесь, на Иокасте, несчастной. Когда мы избавимся от сэрасов…
Рэйчел рассмеялась.
– Вы напоминаете мне моего дедушку. Его мечты о будущем сводились к одной фразе: «Когда евреи наконец уедут…» Когда евреи наконец уедут, мы построим дома на горе. Когда евреи наконец уедут, мы перекуем наши пушки на что-нибудь более полезное. Когда евреи наконец уедут, у нас появится достаточно денег, чтобы послать наших дочерей учиться в колледж, а наши сыновья не будут уезжать в военно-тренировочные лагеря… Дорогой дедуля, у нас есть для тебя одна новость: евреи так и не уехали.
Рэйчел начала в тишине кружиться по кабине. Из-за бликов и отсветов я не могла разглядеть выражения ее лица. Когда она остановилась и вновь заговорила, ее голос звучал менее самоуверенно.
– Простите. Я просто хотела сказать, что не люблю откладывать дела в долгий ящик, я хочу жить уже сегодня. И если это имеет какое-либо значение для вас, я вовсе не чувствую себя здесь несчастной.
В этот момент «яйцо» трепыхнулось в моей руке. Сначала я не поняла, что произошло. А затем, затаив дыхание, вновь поднесла его к тому месту, на которое оно прореагировало.
Небольшая квадратная секция схемы внезапно изменилась. Я осторожно выпустила «яйцо» из руки, и оно, покачиваясь, повисло в пространстве рядом со мной. Затем я дотянулась до схемы и, взломав ее, сняла верхний, похожий на изоляционный, слой толщиной сантиметра в три.
Под ним была… область, находившаяся в состоянии непрерывного изменения. Возможно, схема. А может, и плазма. Эта область имела глубину и, вероятно, размеры небольшой камеры. Она изменяла свой цвет в пределах всего спектра.