Обособленно от них стояли жрецы во главе со старым Славояром, с длинными седыми власами, не прикрытыми даже легким треухом. Сколько было Славояру лет, вряд ли помнили даже старожилы городи-ща. Казалось, что люди рождались, взрослели, старели, уходили в Ирий к праотцам, а Славояр был все такой же: сухой и древний, с вечно непо-крытой главой, часто взлохмаченными серебристыми от долгих лет вла-сами на голове, стянутыми на челе кожаным ремешком или же узкой серебряной диадемой в дни торжеств, и такими же власами в бороде.
Жрецом его уже почти не именовали, все чаще и чаще величая волхвом. Славояр старался на вечах не говорить, боги не любят пусто-словия. Если же он отверзал уста свои, то рек кратко и ясно, и не было человека во всем городище Курске, кто бы осмелился воспротивиться его словам.
Жил старый жрец в Дубраве возле Лысой горы, уединясь от люд-ской суеты. Там у него было капище с деревянными истуканами богов и маленькая, почти незаметная землянка, в которой он обитал в зимнюю пору. Летом же землянка пустовала, так как Славояр странствовал по огнищам, селам и городищам, проповедуя Заветы Бога Сварога, отца Ария и других пращуров из рода славян и русичей. Поговаривали, что он доходил и до Чернигова, и до Киева на Днепре, и до Кияра Антского, что у Алатырь-горы, и до Хорсуни, что в земле Таврической. Много видел и знал старый жрец, но лишь избранным ведал он о том. Не много находилось смельчаков заглянуть в землянку старого жреца или при-ступить к нему с расспросами.
— Смотри ж ты, — удивился воевода Хват, почти всегда невозмути-мый, как скала, — сам Славояр пожаловал! Виданное ли дело!
— Интересно не зреть кудесника, а знать, как он настроен? — тихо отозвался Кур на замечание своего воеводы. — Жрецы — это всегда сила, а Славояр — это двойная сила: его любят куряне, к его словам прислу-шиваются.
— Может, подойти, поспрашивать? — тут же отозвался прямодуш-ный Хват.
— Не стоит, воевода, захочет, сам подойдет… а не захочет… так лучше и не тревожить… Себе дороже…
По-видимому, жрец Славояр понял каким-то образом, что речь между князем и воеводой идет о нем, так как, сопровождаемый двумя отроками, Ярцем и Свиром, опираясь на неразлучный посох, направился к князю и его окружению.
— Будь здрав, князь Кур. Как княгиня? Как детки?
Не сказал, проскрипел, как старое древо на ветру в ненастную по-году.
— И тебе, великий жрец, жить по-добру, по-здорову! Княгиня, слава Дажьбогу, жива, здорова… Детишки тоже. Что-то редко видим тебя, отче?
— Служение богам не терпит суеты, — ответил Славояр и стал здо-роваться с воеводой и остальными воями из окружения курского князя:
— Будь здрав, воевода. Будьте здравы, вои.
— И тебе, великий жрец того же желаем, — ответил воевода Хват.
— И тебе, великий жрец, здоровьица на многие лета, — вразнобой подхватили лучшие мужи града. — И тебе…
Сказали и незаметно отошли чуть в сторону, давая возможность жрецу и князю остаться наедине. Попятились, смачно похрустывая снежком под ногами.
— Знатный денек зачинается, — взглянув на небесную синь, негром-ко молвил князь.
— Сварог знает, что делает, — откликнулся старый жрец все тем же скрипучим голосом. — Своих внуков в беде не оставит…
— Слава Сварогу! — просветлел лицом князь, поняв, что главный жрец на его стороне.
— Слава Сварогу и его проявлениям в Коляде, — молвил малопонят-но и тихо, словно кудесничая, Славояр, направляясь к своим жрецам.
«Славно пообщались, — усмехнулся про себя курский князь, — па-рой слов обменялись… и разошлись. Впрочем, — поправил он себя, — ведающим людям много и не надо. Порой — одного взгляда достаточно, чтобы обо всем понять и договориться. С другой стороны иным и цело-го светлого дня не хватает, чтобы докричаться друг до друга!»
Торжище гудело. Все мужское население уже собралось и обиня-ком выясняло: кто за что.
Чуть позже, потянулись за мужчинами и женщины. В таких же ов-чинных шубах и полушубках, под толстыми шерстяными, в несколько слоев, цветными, правда, неброских расцветок, платами на головах. Были они поприземистей мужчин, причем, многие и пополней, отчего некоторые больше походили на копенки с короткими ножками: не шли, а катились по снегу, поперек себя шире.