Веселятся жители града Курска, плещась в водах тихого Тускаря. Их звонкий смех вливается в какофонию соловьиных трелей. Облюбо-вали маленькие голосистые пташки берега Тускаря и окрестности града, радуют его жителей своими переборами и коленцами…
Летом курянам хорошо: купайся, мойся, сколько душе угодно. Хоть в Куре тихом, хоть в Тускаре глубоком, хоть в Семи полноводной. Всем мест хватит. И глубоких, и мелких, и обрывистых, с которых ребя-тишкам нырять вниз головой хорошо, и полого уходящих своим песча-ным дном в глубь реки…
Зимой реки подо льдом, и в прорубь, из которой воду берут и в ко-торой гусей домашних купают, не каждый по морозцу купаться полезет. Выручают деревянные бани-купальни, построенные чуть ли не каждой крепкой семьей, но расчетливо вынесенные из черты города на берег Кура, чтобы «красный петух» не вырвался на волю и не сжег весь град. Их сначала жарко натопят, накаляя в огне очага большие камни и грея воду, затем камни эти водой поливают, пар нагоняя. Потом парятся и моются всей семьей. Бани окошек не имеют. Разве только одно, под са-мой застрехой для выхода дыма, ибо топятся они по «черному». И тут важно, не только сажей не измазаться, но и за всем процессом следить, чтобы, не приведи Перун, не загорелась баня и не оставила семью без омовения среди зимы, или чтобы в чаду не задохнуться — и такое случа-ется.
Довольно часто мужчины, прежде чем посетить купальню, во льду Кура топорами полынью вырубают, чтобы, распарившись в баньке, с ходу в ледяную воду окунуться, но не остудить тело, а только раззадо-рить. Считается, что такое сочетание жары и холода жизненных сил прибавляет, годы жизни продляет. Если же купание в бане происходит вскоре после снегопада, и снег лежит пушистый, легкий, то обходятся без проруби, кувырканием в снегу. Но тут всегда нужно знать меру: чуть что, простудился, простыл — и к пращурам дорога.
Вот потому и любят русичи летом в реке побарахтаться побольше. Летом барахтайся в воде сколько угодно, не простынешь, не заболеешь. Правда, старые люди говорят, что тут могут русалки подкрасться, заще-котать и с собой к Водяному утащить.
— Только, — уверяют знающие люди, — они охотятся за самыми кра-сивыми девушками и парнями: девушек в наложницы к Водяному уво-дят, парней — себе в мужья.
Но так ли это на самом деле, или не так — никто не знает. Но гово-рят. А люди говорить попусту не будут… Особенно старые, век про-жившие. Утопало и заливалось курян много, только никто из них назад не возвращался, не рассказывал, а если и всплывали, то только трупами бездыханными и безмолвными.
Еще и праздник Купалы не пришел, а две крепостные стены над обрывами Тускаря и долиной Кура, под острым углом сходящиеся друг к другу, поставлены. Саженях в трех от самих обрывов, чтобы в случае чего и в обрыв стене не сползти, и вражеским воинам простора для раз-ворота не было. С понятием ставились.
А на их острие — двухъярусная, четырехугольная красавица башня, десяти аршин в ширину и длину, возвышается. Этакий дубовый крепыш — даже глаза радуются, когда на него посмотришь, чем-то незримо сма-хивающий на воя-русича, когда тот в броневом доспехе и мечом опоя-сан. Возможно, своей кряжистостью, что ли? А, может, спокойной уве-ренностью в силе и правоте?.. Человек двадцать воев в ней без всякой тесноты вместятся, а при особой нужде — и более.
— Лепота! — восхищается воевода. — Силища! Не хуже, чем в Воро-нежце. Да что я говорю не хуже, — сам себя поправляет он, — лучше! Куда, как лучше!
— Достойно, — более сдержан князь. — Перунов знак водрузи над центральной бойницей, чтобы любому недругу было видно, что сию башню, сию крепость сам Перун-Громовержец в чести держит, оборо-нять помогает, — приказывает он воеводе.
— Виноват, князь, мой недогляд… Но завтра же сделаю, — оправды-вается воевода, хотя чего оправдываться, если эта мысль только что пришла князю на ум.
Оба наравне с рядовыми воинами и жителями Курска целыми дня-ми на стройке пропадают, не только наказывают, что и как сделать, не только отслеживают исполнение наказа и надежность сделанной рабо-ты, но и сами «черной» работы не чураются, домой лишь ночевать при-ходят.
Возвышаются новые крепостные стены. Надежно, твердо. А над ними — крепостная башня. С четырехскатной стрельчатой крышей, ду-бовым тесом покрытой — постарались плотники, подогнали доска к дос-ке, шип в шип. Ни одной дождинке под крышу не попасть. На многие лета построено. Не зря же Сруб самолично каждую планку, каждый шип в ней проверял. Но не только плотничьи дружины стены и башни крепостные строят. Чуть ли не по челу Красной горы, перед Закурьи-ным оврагом, ставить княжеский и воеводский дома-хоромы приноро-вились. Княжий — ликом на восход солнца, левой, глухой стеной перво-го и второго, с узкими окнами-бойницами, ярусов в сторону Воротной башни и еще не начатой крепостной стены. Воеводский — ликом на за-ход солнца, а правой стеной к Воротной башне. Дорога от Воротной башни промеж ними пролегает, вся, как на ладони. Ни конному, ни пе-шему от глаз княжеских или воеводских не укрыться. Так и предполага-лось, чтобы быть этой единственной дороге не только под присмотром, но и под обстрелом лучников из хором княжеских и воеводских в слу-чае, если Воротная башня падет, и враг в детинец проникнуть попытает-ся. Вот и будет ему прием с двух сторон оказан! Да такой «радушный», что не обрадуется. Дома просторные, с разными хозяйственными при-стройками для коней боевых, для житниц и иных припасов, для челяди домашней.