— Привет, Артём, — говорит он смущённо и протягивает руку.
— Привет, — скептически морщусь я.
Я всё еще не понимаю, как получилась эта незапланированная встреча и почему Сорокин вдруг так резко стал выбиваться из образа тупого гопника.
Повисает пауза, а Сорокин всё стоит напротив и сверлит меня взглядом.
— Тебе чего надо? — Спрашиваю я.
— Володя — это я, — опустив глаза, заявляет Дима.
До меня даже не сразу доходит. Но Дима быстро, буквально в двух словах объясняет, что это, оказывается, именно его я тут жду. У меня даже мурашки по спине пробегают, в венах кровь холодеет. Я в панике оглядываюсь по сторонам, пытаясь засечь всю их мерзкую компанию. А в голове только одна мысль: надо сматываться. Быстро. Прямо сейчас.
— Отвали от меня! — Я толкаю Сорокина.
— Да погоди, Артём! — Он хватает меня за рукав рубашки.
— Отпусти! — Повышаю я голос. — Оставь меня в покое! Отстань! И ты, и твои дружки гомофобы!
— Артём! — Уже кричит Дима. — Да я один пришёл! Это всё правда! Всё, что я говорил… Ну погоди! Послушай меня!
Я быстро иду к выходу из сквера. Там дорога и остановка — сяду на любую маршрутку, лишь бы поскорее отвязаться от этого гопника. Но он идёт за мной. Я оборачиваюсь — один. И ещё вырядился же в эту идиотскую рубашку, как будто нормальный человек, а не безмозглая курица! Он бежит за мной и догоняет. Снова хватает за руку. Я резко оборачиваюсь, уже готовый зарядить ему по морде. Лучше ударить первым, думаю, чем ждать, пока набегут его дружки. Как же я так попал! Ведь Андрей сто раз меня предупреждал о таких раскладах, сто раз говорил, чтобы я не встречался с сомнительными типами. Но я же думаю, что самый умный! Теперь только бы смотаться. Только бы не получить по первое число. Такие мысли крутятся у меня в голове, пока я ни поднимаю глаза на Сорокина. Он догнал меня и стоит такой трогательный, расстроенный и растерянный, что я даже впадаю на несколько секунд в ступор.
— Артём, — буквально умоляет он, — погоди, пожалуйста! Я один пришёл!
— А что тогда сразу не сказал, что это ты? — Грубо спрашиваю я.
— Боялся…
— Чего?
— Не знаю… — Дима опускает голову. — Пожалуйста, давай поговорим! Это всё правда, что я писал…
Я вдруг вспоминаю все наши разговоры, все его откровения о том, как он запутался и не знает, что из себя представляет на самом деле. Я думаю, если он в самом деле не врёт, то у него так крыша поедет. У него столько говна в голове, да и насколько я понял, поделиться совсем не с кем. Я смягчаюсь, киваю в знак того, что готов поговорить с Димой, и он этому несказанно радуется. В конце концов, не имеет значения, что он наврал с именем. Да я сам раньше ещё и не так шифровался. Это в последнее время что-то осмелел.
Мы ходим по улицам и просто молчим. Естественно, мы в другом районе города, где появления кого бы то ни было из нашего класса и школы крайне маловероятно. Сорокин, наверное, не знает, что сказать, да и я как-то растерян. Такого поворота я совсем не ожидал. И что нам теперь делать с нашими большими секретами в нашем милом дружелюбном классе? Потом Дима предлагает зайти куда-нибудь посидеть, выпить кофе. Странно, что не пива или дешевых алкогольных коктейлей. Я знаю тут приличное недорогое кафе, так что мы идём туда.
— Как ты понял, что ты… — начинает Сорокин, — ну, что ты гей.
Ему с трудом удаётся даже выговаривать это слово «гей», бедняга.
— Не знаю, — отвечаю, — понял и всё. К девочкам не тянуло, зато на мальчиков вставал.
Сорокин кивает, как будто пытается вникнуть в сложную для понимаю лекцию.
— А когда… — снова запинаясь, продолжает спрашивать он, — ну, когда ты понял или начал подозревать?
Я рассказываю Диме свою историю. Мы сидим молча ещё некоторое время.
— Артём, ты мне очень нравишься, — неожиданно прерывает молчание Сорокин.
Я не нахожу, что ответить, и Дима продолжает.
— Мы сможем ещё встретиться?
Я снова не отвечаю.
— Извини меня за всё, — говорит он, — просто я боюсь, если в классе узнают… Или даже заподозрят… А пацаны, они же мои друзья… Ну как я им такое скажу…
— Да я понимаю всё, — перебиваю, — можешь не продолжать.
После этого мы ещё несколько раз встречаемся с Димой. Тайком, в отдалённых районах. Мы много говорим. Он оказывается неплохим парнем. Не таким уж тупым, не таким уж ограниченным. Слишком запутавшимся — это да. Но кто из нас в семнадцать лет не такой. Как-то мы снова сидим в кафе и разговариваем.