Батиста был вполне доволен тем, как складывались дела. В своем последнем интервью газете «Информасьон» он хвастливо посулил, что его правительство не пожалеет средств на развитие новых отраслей национальной промышленности. «Я обещаю, что в скором времени мы наладим на Кубе собственное производство радиоаппаратуры и телевизоров». Интервью должно было способствовать укреплению его престижа — по крайней мере так думал Батиста.
3
После батистовского переворота положение таксистов Артемисы стало совершенно невыносимым. «Пусть лучше эти голодранцы мне на глаза не попадаются, не то я за себя не отвечаю», — во всеуслышание заявил начальник сельской жандармерии. Несчастные таксисты не знали, куда деваться. И без того мизерный заработок сократился настолько, что даже на бензин теперь не хватало.
Сантана возвращался после удачной поездки в Канделариа, когда его машину задержал автобусный инспектор, сопровождаемый все тем же капралом. Без лишних церемоний Сантану препроводили в жандармское управление, где на него набросился с угрозами разъяренный лейтенант. Машину отобрали на пятнадцать дней. Проклиная на чем свет стоит шайку бандитов, называвшую себя правительством, Сантана поплелся домой. По дороге решил завернуть в кафе, где работал официантом его приятель Северино Росель. Тяжелая обида огнем жгла душу, и Сантана разразился гневной тирадой в адрес Батисты и его приспешников. Кто-то из посетителей сочувственно поддакнул. Тут же, как из-под земли, выросли двое жандармов. Дело принимало серьезный оборот. Сантана вступил с ними в ожесточенную перепалку, пытаясь доказать свое право свободы слова. Обстановка накалялась, один из жандармов с угрожающим видом двинулся к юноше. Не теряя времени, Росель схватил Сантану за руку и поспешно выволок на улицу. С трудом сдерживая душившую его ярость, Сантана глухо проговорил:
— Как мне хочется, чтобы всех их прикончили!
На следующее утро Сантана опять зашел в кафе. Подавая ему завтрак, Росель как бы между прочим спросил:
— Хотел бы я знать, сможешь ты повторить свои вчерашние слова?
Одинокий посетитель, сидевший за соседним столиком, допил кофе, расплатился и вышел.
— Могу хоть сейчас.
— Хочешь, сведу тебя кое с кем?
— Где и когда?
— Сегодня в восемь вечера здесь, в кафе.
Стоял жаркий, солнечный день. На текстильной фабрике нечем было дышать. Весь мокрый от пота, Педро Триго разыскал среди гудевших станков Кинтелу:
— Поговорить нужно.
— Хорошо, зайду к тебе в половине седьмого.
В доме было душно, и друзья расположились на крытой галерее, обдуваемой спасительным ветерком.
— Недавно я встречался в Гуанабо с Фиделем Кастро, — сказал Триго, вытирая со лба капельки пота. — Он организует повстанческое движение.
— Как ты сказал, повстанческое движение?
— Именно, и Фидель хочет, чтобы мы в него вошли.
— Кто это «мы»?
— Мы, члены подпольной ячейки Калабасара.
В ячейке, кроме Кинтелы и Педро Триго, состояли также Рене Бедна, Хулио Триго — брат Педро, Эрнесто Гонсалес, Хосе Луис Лопес, Педро Гутьеррес, Хуан Вильегас и Хулио Фернандес.[17] Кинтела согласился без колебаний. Триго предложил ему то, что уже давно занимало его мысли. «Батиста силой захватил власть, и необходимо силой отобрать ее у него».
Ячейку возглавил Триго, Кинтела стал его заместителем. Вскоре начались практические тренировки по военной подготовке. Сначала они устраивались на заброшенной ферме неподалеку от текстильной фабрики. Иногда сюда приезжали люди из других подпольных организаций. Оружием на первых порах служила палка от метлы. Крепко сжимая эту воображаемую винтовку, будущие бойцы революции часами ползали по выжженной солнцем траве. Позднее занятия были перенесены в другое место, палки заменили охотничьими двустволками и мелкокалиберными винтовками. Удалось даже раздобыть самозарядную винтовку М-1. Ее счастливым обладателем стал Педро Мирет — «оружейных дел мастер», как называл его Кинтела: он вечно возился с каким-нибудь оружием.
Шли дни, Кинтела постепенно налаживал контакты с близкими к Фиделю людьми: Нико Лопесом, Хосе Луисом Тасенде (инструктором по боевой подготовке, близким другом Рауля Кастро), Хесусом Монтане. Незабываемое впечатление произвела на него личность Абеля Сантамарии, второго после Фиделя человека в организации. Вспоминая об этом спустя годы, Кинтела так сказал об Абеле: «Он выделялся среди нас не только своей железной стойкостью и целеустремленностью, но и удивительным дружелюбием, способностью расположить к себе окружающих. При любой возможности он стремился объяснить людям, как нужно действовать, чтобы народ Кубы стал свободным, а страна обрела подлинную независимость. Думаю, трудно переоценить его вклад в дело идейной борьбы».