— Это ты, что ли, мачетеро? — махнул он в сторону жилистых, мокрых от пота рубщиков, Сантана вспыхнул; худосочный, он казался подростком.
— Вы меня хотя бы испытайте. Управляющий продолжал хохотать:
— Так и быть, посмотрим, на что ты способен, только ты ведь и трех дней не продержишься, это точно.
Сантана продержался и три дня, и всю сафру.[8] За сто арроб[9] срубленного и погруженного для отправки на сахарный завод тростника он получал 88 сентаво. Когда он стал срубать ежедневно 200 арроб, его дневной заработок достиг одного песо 76 сентаво.
Труд на плантации был изнурительным, да и платили за него гроши. Сантана решает вернуться домой. Он устраивается на соседней ферме трактористом; работа каторжная, зато удается хоть что-то заработать: за 24 вспаханных корделя[10] — по 70 сентаво.
Как-то в разговоре один его приятель из Артемисы расписал радужными красками работу таксиста. Без долгих колебаний Сантана продал упряжку волов и взял в рассрочку потрепанный «форд» 1938 года выпуска. Пройдя «обкатку», новоиспеченный таксист понял, что и на этом поприще его ждало разочарование. С пассажирами туго, выручки хватало только на бензин да на ремонт старенького «форда». Сантана принимает решение переселиться в поселок, поближе к месту работу. Он уговаривает отца продать земельный участок и приобрести домик в Артемисе. Все семейство покидает деревню и устраивается жить на 15-й улице. Сантане к этому времени исполняется 18 лет. В поселке он заводит себе новых друзей. Среди них — таксисты братья Галан и Хулио Диас, официант кафе Северино Росель, соседи Грегорио Кареага и Рамон Пэс. Он встречается с девушкой и подумывает о женитьбе. В общем, жизнь Сантаны течет спокойно, хотя и приходится много работать, да мало зарабатывать.
К политике Сантана относился с подозрением. Никто, даже члены его семейства — рьяные сторонники «аутентичного» правительства — не могли убедить его вступить в ту или иную политическую партию. Однако при всем своем равнодушии к политике он с уважением отзывался об Эдуарде Чибасе, хотя и не собирался стать ортодоксом. Газет Сантана не покупал, брал их почитать иногда у знакомых — тратить ежедневно 5 сентаво считал излишней роскошью. В то же время он всегда с интересом слушал по радио выступления Чибаса; слова лидера Ортодоксальной партии были ему близки и понятны.
5
Педро Триго возглавлял ячейку фиделистов в Калабасаре. Вместе с братом участвовал в штурме Монкады, назад вернулся один… Вплоть до прихода к власти президента Прио был профсоюзным лидером на текстильной фабрике КОЛАНА.[11] Триго поддерживал тесные контакты с коммунистами, основавшими на фабрике свою ячейку. На профсоюзных выборах 1948 года он даже зарегистрировался в бюллетене как член Народной социалистической партии (НСП).[12] Триго питал глубокую симпатию к коммунистам за их кристальную честность и высокую нравственность, но от вступления в их ряды пока воздерживался.
В конце 40-х — начале 50-х годов, в самый разгар пресловутой «охоты на ведьм» на Кубе, коммунисты были ошельмованы как «красные агенты», купленные на «золото Москвы». Против членов НСП была организована злобная пропагандистская кампания, умело направляемая чужой рукой. В нее включились практически все средства массовой информации, начиная с «беспристрастного демократического» журнала «Боэмия» и кончая махровой реакционной газетенкой «Диарио-де-ла-Марина». С их помощью фабриковались всякого рода фальшивки, способствовавшие разжиганию в стране антикоммунистической истерии.
Буржуазная пропаганда не брезговала никакими, даже самыми гнусными, методами. Как только на Кубе появилось телевидение, она поспешила использовать его в своих целях. На телевизионных экранах замелькали персонажи, олицетворяющие самые злобные и мрачные силы: Красная Угроза, Красный Балахон, Пожиратель детей и т. п. Разномастные «красные» пугала изобретались и в других латиноамериканских странах, все с той же целью — очернить коммунистов.
Противопоставить этому грязному потоку пропагандистской лжи кубинские коммунисты могли, помимо, прямо скажем, скромных возможностей своей печати, главным образом нравственные принципы, героизм борьбы и готовность к самопожертвованию. В свою очередь, власти предержащие любыми средствами стремились окружить коммунистов глухой стеной молчания. Всякий, кто становился «красным», обрекал себя на положение изгоя. Но отнюдь не этим объяснялось решение Педро Триго не вступать в НСП. «Рано или поздно, — говорил он, — я бы стал коммунистом; тогда же я был горячим сторонником Ортодоксальной партии».
11
Сокращенное от «Compaснa Lanera Nacional» (Национальная компания по переработке шерсти);, являлась дочерним предприятием фабрики ТЕДЕКА.