— А кто сказал, что я хочу к ним подступаться? — отозвался Джо.
Энн была одной из тысячи — или, вернее, одной из тысяч — молоденьких девушек из хороших семей, которые жили в Нью-Йорке, работали в Нью-Йорке и благодаря своей работе ощущали, что принадлежат к чему-то большему, чем «Юниорская Лига» и частный клуб, — неизбежным атрибутам их жизни в родном Дейтоне, Шарлотте, Канзас-Сити или Гиббсвилле. Каждая из этих девушек считала, что живет так, как сама задумала, но подобных девушек было настолько много, что их жизнь приобрела некую схематичность. Эти девушки приезжали в Нью-Йорк и, пока не находили работу, любую приличную работу («Я думала: пойду в школу для секретарш и поработаю немного манекенщицей»), жили в одной из женских гостиниц. Как только девушка находила работу, она начинала искать квартиру, в которой могла поселиться вместе с другой девушкой сходного происхождения, сходных вкусов и желательно не богаче, но и не беднее ее самой. Иногда в такой квартире поначалу поселялись не две девушки, а три, но «тройственному» союзу обычно выжить не удавалось. В первый год, а иногда и в первые два года, девушку приглашали к обеду нью-йоркские друзья ее отца и матери, но вскоре друзья семьи совершенно забывали об этой девушке из Дейтона, Канзас-Сити, Шарлотта или Гиббсвилля, и она начинала строить свою собственную жизнь с приятельницами из офиса, с приятельницами этих приятельниц и молодыми людьми, которые выросли в Канзас-Сити или Гиббсвилле, окончили «Чоут» или «Уильямс», работали в Нью-Йорке и часто зарабатывали меньше, чем девушки. Девушка из Канзас-Сити и парень, выпускник «Чоута» или «Уильямса», могли понравиться друг другу, настолько понравиться, что готовы были друг с другом переспать, но о любви, как правило, не было и речи. Такого рода парень не представлял для девушки особого интереса, по крайнего мере того интереса, который представлял ее босс. Но и девушка не казалась парню такой уж желанной, поскольку он, используя свои связи, всеми силами старался попасть в «Теннисный клуб» и уже успел положить глаз на таких же хорошеньких, но гораздо более состоятельных девушек с северного берега Лонг-Айленда. Парень, экономя деньги, покупал костюмы в «Брод-стритс» или «Роджер Кент», однако за хорошей рубашкой обычно отправлялся в «Брукс». Кроме того, он для экономии приглашал девушку из Канзас-Сити в итальянский ресторан на Бликер-стрит, чтобы позволить себе пригласить на обед в «21» девушку с более высокими запросами. Этот парень усваивал типичную для людей его сорта разговорную манеру. Например, сестре одной из своих новых состоятельных приятельниц он говорил: «Я учился в некоем месте под названием „Чоут“, а родился я в городе, о котором вы, наверное, никогда и не слышали, — Индианаполисе».
Провинциальный парень и провинциальная девушка держались в стороне от собратьев из богемных кругов, проживавших в более дешевых районах Гринвич-Виллидж. «Кэрол? О, я встретила ее прошлой осенью в театре. Да, она по-прежнему занимается живописью. По крайней мере тогда все еще занималась. Кажется, она собиралась выйти замуж за японца, но из этого ничего не вышло».
Первую свою работу Энн нашла не сама.
— Джо, я найду для нее работу, — сказал Алик Уикс. — Скорее всего она не будет захватывающей или даже занимательной, но у нее все-таки будет занятие и какая-никакая зарплата.
Энн дали работу в библиотеке фирмы «Стокхаус, Роббинс, Нейсмит, Кули и Брилл», унаследованной от «Уордло, Сомерфилд, Кули и Ван-Эпс», и платили двадцать пять долларов в неделю. Адвокаты в фирме «Стокхаус и К» любили сами порыться в книгах, но когда кому-то из них нужна была всего одна определенная книга или, скажем, две, то адвокаты звонили в библиотеку и Энн приносила им заказанную книгу; в ее обязанности также входило следить за тем, чтобы на столах библиотеки лежала писчая бумага и отточенные карандаши, чтобы после ухода адвокатов гасился свет и чтобы на полках и в стеклянных пепельницах не оставалось тлеющих окурков. Она также следила за тем, чтобы в читальном зале поддерживалась более или менее постоянная температура и чтобы у библиотекаря фирмы мистера Мида — который в свое время отсидел год в тюрьме в Атланте, но не любил об этом вспоминать — всегда был запас «Зимол Трокис»[44].
Энн устала от поездок на метро из дома до Сидер-стрит, занудной работы и бесконечного покашливания и сплевывания мистера Мида. Она прослышала о должности продавца в книжном магазине на Медисон-авеню и тут же сменила работу. Теперь она ходила на работу пешком, к ее мнению прислушивались покупатели, и каждую неделю она получала на пять долларов больше, чем у «Стокхаус, Роббинс, Нейсмит, Кули и Брилл». Год был 1935-й, и Энн исполнилось двадцать четыре.