— Спокойной ночи, Эдит, — отвечал он.
Они произносили эти прощальные перед сном слова так, точно старались никого в доме не разбудить или не нарушить сон спящего младенца. Вскоре в комнате начинали раздаваться глубокие вдохи и выдохи Джо, потом его похрапывание, а потом бормотание, и Эдит прислушивалась к нему, стараясь расслышать имена или хотя бы отдельные слова, но из всего услышанного ей удалось различить лишь одну разумную фразу: «Мы знаем, что думает официант».
В прежние годы для личных поездок Джо всегда пользовался услугами Гарри Джексона в отличие от поездок деловых, в которые его возил другой шофер. В свой офис и обратно Джо всегда ходил пешком, а расстояния между офисом и банками были настолько короткими, что машина просто не требовалась. В первые месяцы работы в офисе после травмы Джо, отправляясь в здание суда, пользовался услугами Гарри — дорога туда была для него слишком крутой. Эта дорога была не под силу и многим другим адвокатам, которые, страдая сердечными заболеваниями, далеко не всегда догадывались, насколько вреден для них подъем к зданию суда, поскольку высокий холм, на котором оно находилось, со стороны вовсе не казался высоким. Когда Джо стало легче ходить, он вернул Гарри к его прежним домашним обязанностям, однако Артур взял на себя почти всю работу, связанную с походами в суд, и деятельность Джо теперь ограничивалась в основном делами в офисе и в центре города.
А так как Джо теперь постоянно встречали на Мейнстрит, создавалась иллюзия, будто он ведет дела не менее активно, чем прежде. И поэтому жители Гиббсвилля не сразу заметили, что Джо постепенно сворачивает свою практику. Его пожертвования общине становились все более скудными, но это легко объяснялось тем, что в политической деятельности он теперь участвовал лишь номинально. Всякий раз перед ленчем в клубе «Гиббсвилль» Джо выпивал два мартини, и делал это настолько быстро, что часто этого никто даже не замечал; Джо делал это так же изящно, как носил свои элегантные галстуки, свои превосходные английские туфли и свои искусно пошитые двубортные костюмы. Он стоял у бара и не прикасался к коктейлю до тех пор, пока не был готов его выпить, затем он одним глотком выпивал половину бокала, а вторым — все остальное. Он кивал бармену, и тот сразу принимался за следующий коктейль. После этого Джо шел к заказанному им столику или общему столу и ел ленч. Он не простаивал у стойки с бокалом в руке и не приносил бокал к столу. Кроме того, время от времени — поначалу никогда не делая этого два дня подряд — Джо, перед тем как идти домой на обед, заглядывал в клуб, а в те дни, что в клуб не заглядывал, заходил в бар отеля «Джон Гибб». Его посещения клуба и бара отеля постепенно переместились с шести вечера на пять тридцать, а потом на пять, но эта перемена случилась в течение трех лет и очень постепенно. Переменились не только часы приема мартини, но и его состав: оба бармена теперь без малейшего упоминания об этом отлично знали, что мартини следует приготовить двойной крепости. И через пять лет Джо уже выпивал два двойных мартини перед ленчем, четыре двойных перед возвращением домой к обеду и еще один вместе с Эдит перед обедом.
Все эти перемены Артур, разумеется, заметил, но от каких-либо замечаний воздерживался, поскольку знал о своем друге нечто, о чем Джо Чапин ему сам не рассказывал. Ему стало известно об этом почти сразу после того, как это случилось: он знал о безнадежной любви Джо к Кейт Драммонд.
По прошествии трех-четырех месяцев после последней встречи Кейт Драммонд и Джо Чапина Артур по настоянию Энн увиделся с ней в Нью-Йорке. Встреча их состоялась после беседы Энн и Кейт.
— Откуда у тебя этот перстень с рубином? Что-то новое?
— От тайного поклонника, — ответила Кейт.
— Может, он и тайный, но явно богатый. Боже мой! — воскликнула Энн. — Ты с ним наверняка познакомилась в Калифорнии.
— Наверняка, — сказала Кейт.
— Ты сказала это таким тоном, что я начинаю сомневаться, — сказала Энн. — Знаешь, Кейт, когда ты так неожиданно уехала в Санта-Барбару, я, признаюсь, решила, что в Нью-Йорке ты была несчастлива. Но, судя по твоему перстню, это, похоже, не так, и дело не в том, подарили тебе этот перстень здесь или в Калифорнии.
— Я этот перстень никогда не ношу.
— Возможно, но я его раньше не видела.
— Этим перстнем лучше просто любоваться. Стоит его надеть, как тут же начнутся расспросы.
— Поверь мне, если бы у меня был такой перстень, я бы его носила, и плевать мне на любые расспросы.
— Тогда я, пожалуй, сделаю вот что: я тебе его оставлю. В своем завещании. Я отдам тебе его, но не могу этого сделать, пока этот человек жив.