— Я постараюсь, — сказала Эдит.
— Одних стараний недостаточно. И обрати внимание на кровотечения. Если у Джо начнется рвота кровью, звони мне немедленно.
— Спасибо, Билли.
— Не благодари меня, благодари Фергусона.
— Я с доктором Фергусоном едва знакома, — сказала Эдит.
Что толку говорить с Джо, когда доктор по имени Фергусон, с которым Джо был едва знаком, уже сказал ему, что он слишком много пьет? И что толку разговаривать с человеком, который пьет из-за любовного романа с какой-то женщиной в Нью-Йорке? Пьет из никчемной почтительности к невесть кому и желания огородить какую-то ничтожную шлюху.
Эдит давно уже перестала ценить своего мужа. А при их новых отношениях — теперь уже не таких и новых — они оба, словно по обоюдному согласию, избегали разговоров, в которых хотя бы один из них мог выразить озабоченность состоянием другого. Если уж они приговорили себя — а так оно и было — к совместной жизни, не подразумевавшей даже дружеских отношений, что, по мнению Эдит, все же было лучше, чем жизнь порознь, то, согласно продуманному ею плану, не стоило устраивать малоприятных сцен и из-за них лишаться этого преимущества. И еще, сказала себе Эдит, она делает Джо одолжение, позволяя ему жить так, как ему заблагорассудится.
Ее «философское» отношение к этому вопросу всего лишь раз подверглось осуждению. Однажды Джоби, преподававший кодирование в «Офисе стратегических служб» в окрестностях Вашингтона, приехал домой в Гиббсвилль, как он выразился, на «бифштекс», и во время своего визита случайно наткнулся в клубе на доктора Инглиша. После разговора с доктором он явился к матери, в комнату для рукоделия.
— Что происходит с отцом? — спросил он.
— Ничего, он у себя в офисе.
— Я не имею в виду в данную минуту. Нет, я имею в виду именно в эту минуту. И во все остальные. Я считаю, что он выглядит черт знает как.
— Ты так считаешь?
— А ты разве нет? — спросил Джоби.
— Ты так редко приезжаешь домой, естественно, мы за это время меняемся. Я полагаю, когда приедешь в следующий раз, ты увидишь новые перемены.
— Послушай, мать, я, может, в медицине ни черта не смыслю, но любому видно невооруженным глазом, что отец разваливается на части.
— Неужели? А как, думаешь, ты сам будешь выглядеть, когда тебе исполнится шестьдесят два? Тебе нет еще и тридцати, а вид у тебя не слишком-то здоровый.
— Я тут ни при чем. Когда в последний раз отец был у врача? Когда его в последний раз проверяли?
— Я не знаю.
— Год назад?
— Возможно, — ответила Эдит.
— Два года назад?
— Может быть, и два. А может быть, и три.
Джоби поднялся с места.
— Ты заставишь его пойти к врачу?
— Да нет, не думаю.
— Он достаточно взрослый, чтобы о себе позаботиться, — ты ведь так рассуждаешь?
— Да, именно так.
— И ты отказываешься уговорить его пойти к врачу?
— Отказываюсь? Джоби, тут речь идет не о моем отказе. Если я понимаю тебя правильно, ты приказываешь мне уговорить твоего отца пойти к врачу…
— Именно так оно и есть.
— А я на твои приказы не обращаю никакого внимания. Так что речь идет не о моем отказе. Ты на своей работе приказываешь кому-то? Ты лейтенант, или капитан, или что-то в этом роде?
— Не я тебе приказываю, Бог тебе приказывает.
— Боже мой, Боже мой. Раз ты настолько приближен к Господу, у тебя должность наверняка выше капитанской.
— Мать, я думаю, что ноги моей больше не будет в этом доме.
— О, ты уже такое говорил по крайней мере раз десять, начиная лет с двенадцати-тринадцати. Ты, похоже, думаешь, что стоит тебе сказать, что ноги твоей больше не будет в этом доме, и все проблемы сразу решатся. Но эта угроза уже не такая действенная, как прежде, когда ты был маленьким, капризным, беспомощным мальчиком. Мы многое прощаем детям, потому что они дети. А что, если я скажу тебе, что тебя сюда никто не приглашает? Что, если я напомню тебе, что пора обзавестись своим собственным домом и женой, которой ты будешь отдавать приказания, пока она согласится это терпеть? Я не выношу грубость, и никогда ее не выносила, и мне не приходилось ее терпеть ни от кого, кроме тебя. Мы всегда старались понять тебя и многое тебе прощали, потому что ты был… я уверена, что у современных психологов есть для этого название. Но мы считали, что ты нуждаешься в понимании больше, чем другие дети, и мы старались тебя понять. Но мы уже, разумеется, давно поняли, что все наши усилия были тщетны. Что ж, теперь ты угрожаешь оставить нас навсегда, и я, например, не считаю это угрозой.