- Я же говорил, я же говорил! - Мальчик запрыгал на одной ноге по прихожей, прижался к отцу. - Папка, ты просто плохо смотрел!
- Ладно, - буркнул отец. - Иди, мой руки.
- Мамочка, не потеряй мой шарик! - крикнул мальчик, убегая в ванную.
- Зачем ты потворствуешь его выдумкам, Ольга? Он же смеется над нами.
- Ну что ты! - Мама еще раз заглянула в отверстие. - Пусть развивает воображение. И вообще, может быть, детям дано видеть то, чего, увы, уже не всегда видим мы, взрослые. Посмотри-ка еще раз.
- И ты туда же! - Отец махнул рукой и ушел в комнату.
Ужиная, мальчик даже не болтал ногами под столом - он спешил разделаться с едой и рассказать, что еще он только что увидел в чудесном шарике. Отец читал газету и, не глядя, тыкал вилкой в тарелку.
- Папа, мама, а в шарике ракета. А рядом человечки, такие малюсенькие-премалюсенькие, - мальчик покаазал пальцами какие, и светятся, как звездочки. Это у них одежда такая специальная, блестящая. Они летают вокруг ракеты и что-то делают. Там, в космосе. А потом они стали увеличиваться, и ракета тоже стала увеличиваться, как будто они ко мне приближаются. - Мальчик переводил заблестевшие глаза с отца на маму. - И я увидел, что сбоку у ракеты большая черная дырка, и они все около нее возятся... И уже почти совсем хорошо стало видно, только я не успел все рассмотреть, потому что ужинать надо.
Мальчик отодвинул чашку, вынул из кармана шарик.
- Вот, поглядите. На, погляди, мама.
- Допивай чай, сынок. - Мама положила ему еще один бутерброд. Потом поглядим.
- Папа, ну ты погляди, - не успокаивался мальчик.
Он быстро соскочил со стула, взобрался к отцу на колени, протянул шарик.
- Дашь ты мне спокойно поесть?! - Отец отшвырнул газету. - Убери сейчас же свой хлам - иначе пойдешь в угол!
Мальчик, понурившись, вернулся на свое место.
... Ночью он тихо пробрался в комнату родителей и положил шарик на подушку, у самого уха отца. Пусть отец тоже услышит тихую музыку и поверит, что никакие это не выдумки, и что шарик действительно чудесная, волшебная находка. Отец услышит и поверит. Обязательно поверит.
А утром его разбудил громкий сердитый голос отца, доносившийся из-за двери.
- Это уже слишком! - раздраженно говорил отец. - Тащит в дом всякий хлам с помойки, да еще сует мне в постель!
Мальчик робко открыл дверь. Отец повернулся от окна:
- А-а, явился!
- Не кричи на него. - Мама еще лежала, рассеянно разглядывая ногти.
Мальчик шагнул в комнату.
- Папа, я же хотел... Я же хотел... - Он всхлипнул. - В нем музыка играет, я слышал! Я хотел, чтобы и ты послушал...
- Ах, еще и музыка? - вскричал отец и показал на открытую форточку. - Вот пусть там и играет. Я выбросил твое барахло. И чтобы больше в дом никакой дряни!
... На улице вновь моросил дождь. Мальчик стоял посреди огромного пустого двора, стоял с шариком на ладони. С мокрым расколотым шариком.
- Марш домой! - крикнул в форточку отец и, закрывая ее, проворчал: - Игрушек ему, видите ли, мало...
День был пасмурный..."
3.
Я наклонился и положил рукопись рядом с человеком, у которого было мое лицо. Глаза его продолжали оставаться закрытыми, но он не спал. Он не мог спать на каменном полу. Детская уловка. Так делают, выжидая, когда же уйдут мешающие и можно будет заняться тем, чем хочешь заняться без посторонних. Я сам часто делал именно так, притворяясь спящим.
Итак, он требовал, чтобы я отказался от дара. Чтобы я уподобился ему, поступившему таким образом много-много лет назад, пасмурным днем, ему, подошедшему к развилке и повернувшему направо или налево, и расставшемуся со мной. Наши пути все больше расходились, и были другие развилки, и на каждой из них кто-то, не прощаясь, сворачивал, навсегда удаляясь от меня. А он решил вернуться. И увлечь меня на свой путь.
Такое уже было со мной, только без угроз и каменных темниц. Некое кафе, некий Двойник, который советовал плюнуть на Необходимые Вещи, как на самообман, и смотреть себе по вечерам телевизор. Было это в совсем-совсем другом мире, где звали меня по-другому, но - было. Тогда я просто ушел, а вот теперь вряд ли бы все прошло так гладко, если бы не девушка...
Девушка!
Я обвел глазами темницу. Пистолет лежал рядом с цепью, похожей на унылую змею, нет, на сброшенную змеиную кожу, а девушки не было. Растворилась? Тихо ушла?
Дверь была приоткрыта, за дверью застыли темнота и тишина.
- Она ушла? - спросил я того, кто только что был Хруфром, кого, возможно, сделали Хруфром в наказание за отказ. - Ее имя Иллолли?
Он посмотрел на меня из-под приспущенных век и слегка усмехнулся. Я понял, что вопросы мои неуместны и бесполезны; у него была своя система координат и свой круг понятий. Правда, что-то где-то все-таки, по-видимому, пересекалось или хотя бы соприкасалось, иначе не давал бы он мне эту старую рукопись, не вспоминал бы давнюю-предавнюю историю, гвоздем царапающую по полированной поверхности того, что принято называть душой. Впрочем, не мне судить о чужой душе, даже если она была когда-то моей. Да разве и о своей можно что-либо судить?..
Я подобрал пистолет и направился к двери. И все-таки оглянулся напоследок, чтобы хоть что-то сказать на прощание. Вместо прощания.
Слишком поздно я оглянулся. Его, конечно, уже не было. Он отправился дальше, от развилки к развилке, множа и множа вселенные. Как все мы...