На противоположной стороне проспекта был салон красоты, и Смокотина устремилась туда, села в кресло среди ожидающих очереди. Похоже, она просто убивала время.
Уже сутки Шатохин был в крайцентре. Еще вчера вечером Звонарев по телефону предупредил, что Крутецкий купил билет на восемнадцатое на дневной рейс. Вчера же пришел ответ с Украины на запрос о Крутецком. Ему сорок два года, постоянно прописан в Жидачове, имеет свой дом, не судим, приводов в милицию не имел, разведен, с дочерью-подростком и семьей не поддерживает отношений. Закончил три курса Львовского политехнического института, работал в разные годы шофером, слесарем, печником. Последние годы занимается временными, так называемыми калымными работами. О Супрунюке ничего не могли сказать, обещали сообщить дополнительно, если появится информация. Самое существенное в ответе — Крутецкий работал шофером на овощной базе, когда Смокотина туда поступила. Отрезок совместной работы пересекался всего на месяц...
Салон красоты отнял полтора часа. Определенно, вкус у Смокотиной был. Прическа изменила ее в лучшую сторону. Даже невозмутимый лейтенант проявил интерес.
Выйдя из салона, Смокотина купила себе букет гвоздик. Шатохин угадал ее затаенную тревогу. Смокотина, как могла, окружала себя приятными пустяками, чтобы отвлечься, не помнить о главном. Шатохин подумал вдруг, что по своему пристрастию к мишуре диспетчерша, когда ее арестуют, будет страдать и от того, что следователь станет называть ее Олимпиадой Евтихиевной, как в документах, а не Ольгой Евгеньевной.
Да. Одна Смокотина не собиралась ничего предпринимать. Но ей пора было отправляться в аэропорт, Крутецкий вот-вот прилетит. Или они договорились встретиться не в порту? Похоже. Смокотина сняла плащ, села на скамейку в центре сквера. Плащ положила около себя, цветы на плащ.
В рации раздалось потрескивание. Лейтенант снял трубку, подал Шатохину. Из аэропорта «Южный» сообщали, что Крутецкий подходит к стоянке такси.
Шатохин машинально кивнул, дескать, ясно. Словно его кивок могли видеть. Приближался самый ответственный момент. Он поглядел на часы. Два двадцать. Вспомнилось почему-то, что три дня назад в это самое время с Марией Ольджигиной они выехали на мотоцикле из Черданска во Фроловку. На секунду всплыло перед глазами морщинистое, озаренное доброй улыбкой лицо старой таежницы.
— Сел в такси. Ноль шесть тридцать два, — послышалось в трубке.
— На связи... Понял, — отозвался Шатохин.
— Выехали на проспект Мира, — сообщили через десять минут.
От начала проспекта до Центрального сквера три-пять минут езды. Шатохин поёрзал, покосился на молчаливого лейтенанта: не хотелось, чтобы тот заметил его волнение.
— Ноль шесть тридцать два остановилась у Центрального сквера... Крутецкий вышел из машины. Идет в сквер.
Шатохин видел припарковавшуюся в тени старого тополя около кондитерского магазина «Волгу», с которой он держал связь. Крутецкий пока не появлялся в поле зрения. Разросшиеся кусты цветущей сирени закрывали обзор.
Смокотина теперь нервничала, поминутно взглядывала на часы, брала в руку букет, клала обратно на плащ.
Высокий черноволосый мужчина в коричневом костюме вынырнул из-за кустов сирени шагах в двадцати от скамейки, на которой сидела Смокотина. Левая рука на перевязи и пустой рукав заткнут в карман, в правой — «дипломат». Крутецкий! Из машины не разглядеть лицо подробно, но угадывается — красивое умное лицо.
Смокотина при виде Крутецкого схватила плащ со скамейки, быстро пошла навстречу. Гвоздики упали на землю.
— Уходят из сквера, — сказал Шатохин в трубку, глянув на «Волгу».
Лейтенант принялся крутить баранку влево, на разворот.
...Сорок минут спустя такси остановилось в загородном аэропорту. Сотрудники управления уже поджидали Крутецкого и его спутницу. Шатохин с лейтенантом подъехали, вошли в аэровокзал, когда Крутецкий протягивал в окошечко камеры хранения номерки.
Кладовщик выставил на обитую железом, отшлифованную до блеска подставку два чемодана. Коричневых. Перетянутых ремнями, с рифлением на коже. Под крокодиловую.
У Крутецкого здоровая рука была занята «дипломатом». Он отступил от окошечка, давая возможность Смокотиной забрать чемоданы.
Дальше медлить не было смысла. Лейтенант шагнул к Смокотиной.
— Вы получили чужие вещи, гражданка, — сказал спокойным утвердительным тоном.