— А что, Мария, — спросил Шатохин, — до Фроловки отсюда дорога была?
— Прямо к нам — нет. Они на север, на Инновару ездили. А своротных — целых три. Около пожарной вышки одна, потом много дальше, за заимкой, где Тобольжин живет, а третья вовсе далекая — на лодке с мотором плыть больше часу. — Старуха поставила на стол чашку, махнула рукой, показывая, что плыть нужно вверх, против течения.
— Много дорог.
— Во все стороны тут их вдоль и поперек раньше было. Купцы еще колеи накатали, по глухим урманам рыскали. Сейчас уж и не найдешь многих дорог, заросли.
— И на Фроловку все заросли?
— А что дорога. Без нее можно ехать.
— По тайге?
— Ну и что. Она чистая. Это туда, на север, ноги сломаешь, не продерешься, а тут хорошо. До войны на том берегу телеги держали, на конях за Коломинские Гривы ездили.
Шатохин с минуту помолчал, раздумывая.
— Слушай, Мария, если я раздобуду мотоцикл (он уже знал, у кого просить мотоцикл, вчера видел в михеевском дворе накрытый брезентом «Урал»), согласишься съездить со мной?
— Ты ешь пока, со вчера голодный, — сказала Мария, заметив, что Шатохин, оживившись, отложил в сторонку вилку и хлеб. Она отодвинула допитую чашку, встала из-за стола и вышла во двор.
В одиночестве он доел вяленое мясо и пил чай, размышляя, кого пригласить показать дорогу, если Мария откажется, как вдруг в открытую дверь с улицы ворвался резкий рев мотора. Он выскочил на крыльцо.
Мария, держась за руль старенького «Ижа», крутила рукоятку газа. Двери сарая, из которого она вывела мотоцикл, были распахнуты. Нагнувшись, не выпуская руля, Мария одной рукой что-то подрегулировала в моторе, перекинула ногу через пружинное сиденье, и «Иж» резко рванул с места, затормозил у крыльца.
— Ну ты и молодец, — Шатохин был искренне восхищен. — А я хотел спросить, приходилось ли тебе когда-нибудь ездить на мотоцикле. На заднем сиденье. — Он рассмеялся.
— У меня этому тридцать лет почти. А раньше «Харлей» был, после войны сразу купила.
— Мотоцикл водишь, а рацией пользоваться не умеешь. Что так?
— А так. Не все знаю, — Мария улыбнулась.
— Значит, едем?
— Не торопи немножко, мотор посмотрю. Путь неблизкий.
4
Шатохин не подумал бы никогда, что по глухой тайге так долго можно ехать на мотоцикле. Но они уже больше часа благополучно катили без остановок. Мария оказалась права: ни густого молодняка, ни высокой травы, ни завалов валежника на их пути пока не встретилось. Поверх повязанной платком Марьиной головы Шатохин вглядывался вперед и видел сплошные наплывающие лапы ельника, темного, словно прихваченного сумерками. В ельнике и впрямь было темновато, хотя день в разгаре — шел четвертый час. Мария ловко поворачивала руль, направляла мотоцикл в просветы между лапами.
Ехать было легко, пока лес чуть заметно не пополз на возвышение. На сухой, засыпанной хвойной иглой земле возникли кое-где выпирающие на поверхность корневища. Мария старалась огибать их, но вскоре корни стали попадаться слишком часто, переплетенные между собой, как спутанные канаты на речном причале. Объехать их было невозможно, и Мария повела мотоцикл напрямую. Мотор, басовито и ровно до сих пор гудевший, теперь то и дело захлебывался, переходил с истошного рева на жалобные всхлипы. От сильной тряски у Шатохина прыгало перед глазами. Как ни крепко держался, дважды едва не вылетел из сиденья. Он боялся не тряски — как бы не заглох мотор потрепанного «Ижа». Вот тогда будет номер. Они уже отъехали на добрых семьдесят километров. Выбираться пешком — это верных двое суток. Он не связывался с райцентром, не предупредил руководство о выезде из Черданска, и если застрянут в тайге, будут организованы его поиски. Этого еще не хватало... Однако не было иного выхода, как довериться мудрости старой таежницы: без уверенности в благополучном исходе она бы не пустилась в рискованное путешествие.
Шатохин не взялся бы определить, сколько километров они протряслись по корням, но вот к его радости корни под крутящимися колесами пропали, мотор вновь запел спокойно-басовито. Опять замелькали хвойные лапы, но уже ненадолго — мотоцикл вырвался из ельника, впереди, на залитом солнцем просторе, показались избы под тесовыми крышами, с заколоченными окнами.
— Фроловка, — впервые за весь долгий путь обернулась Мария.
— Давно деревня распалась? — прокричал Шатохин.
— Лет, однако, двадцать прошло, — снова коротко обернулась Мария. — Как вышки поставили нефть искать, они и засобирались. Старые, однако, за Инновару, поглуше, перебрались, а помоложе — в город ушли.