Нет, я понимаю, что в жизни бывают разные политические комбинации, и иногда армия должна сказать свое веское слово, чтобы не допустить гибели страны по причине наличия дурных правителей, – но зачем же убивать, когда можно просто абдиктировать, а главное, зачем устраивать при этом кровавое шоу, весьма смахивающее на ритуальное жертвоприношение? Ведь кровь тиранов, пролитая на так называемый «алтарь свободы», еще никого из палачей и не довела до добра. И Михаил в этом со мною согласен: для него, как для представителя правящей династии, учиненное Димитриевичем и компанией вовсе выходит за рамки добра и зла. Поскольку своих детей революции пожирают даже с бо́льшим аппетитом, чем врагов, такой же удел ждет и Димитриевича с подельниками, если мы не вмешаемся в их судьбу. И вопрос, надо это делать или, напротив, следует ускорить процесс, будет решаться в ходе сегодняшнего разговора. На одной стороне весов – его сербский патриотизм и хорошее отношение к России, а на другой – совершенное с особой жестокостью цареубийство и вообще склонность к легким и быстрым решениям, что нам может еще не единожды аукнуться неприятными неожиданностями.
Три года назад, когда я впервые услышал, что русские свергли своего царя, никчемного и неуверенного в себе императора Николая, взамен возведя на трон двадцатидвухлетнюю принцессу Ольгу, в мужья которой был предназначен отличившийся на войне полковник Новиков, я подумал, что теперь в России непременно случится военная диктатура. Да-да – глупая девочка воссядет на троне, а всем в государстве будет заправлять тайная организация высокопоставленных военных (как мы и планировали в Сербии, свергая короля Александра Обреновича). «Хорошую карьеру из армейских капитанов в ночные цари сделал на японской войне неизвестный мне господин Новиков…» – подумал я тогда.
Но со временем из этой версии посыпались болтики, винтики, гаечки и прочие шестеренки. Система, которую выстроили у себя русские, до боли напомнила мне просвещенный абсолютизм императрицы Екатерины Великой – в период, когда та поддерживала постельную связь с князем Потемкиным. Именно тогда блистательные Суворов и Ушаков нанесли Турции раны, от которых та уже не смогла оправиться. Все случившееся после, включая и обретенную нами, сербами, свободу, было только следствием того времени, когда несокрушимые русские полки с легкостью кромсали сильнейшую на тот момент армию Европы. Армия Суворова так и не дошла до Белграда, но ее удары настолько расшатали турецкое государство, что скоро из него стали вываливаться целые куски, одним из которых и была Сербия. Но если бы тогдашняя русская царица была последовательнее, а ее наследники продолжили наступательный курс на Европу, то наша сербская свобода тоже наступила бы гораздо раньше…
Разница между двумя императрицами заключалась в том, что Екатерина гуляла по первым попавшимся мужикам как мартовская кошка, а Ольга была замужем за господином Новиковым и чувствовала себя в этом браке счастливо (об этом писали все сербские газеты), из-за чего ее положение выглядело значительно устойчивее, чем у ее прапрабабки. И когда мы, молодые сербские офицеры, это поняли, у нас появилась надежда, что под руководством императрицы Ольги Россия вновь станет доминирующей силой Европы. Мы думали, что с помощью русской армии сумеем разобраться с нашими врагами Австрией и Турцией, а также поставить на место жадных и наглых болгар, опять же придерживающихся проавстрийской позиции. Сербия, и только Сербия, выстрадала себе право стать основательницей Великой Югославской Империи…
Но едва я приехал в Россию, как с хрустальным звоном – бздынь-бздынь-бздынь – посыпалась и эта версия. Русские во всех слоях общества – от самой императрицы, сидящей на троне в Зимнем Дворце до самых низов вроде городских извозчиков – отнюдь не рвались на помощь своим несчастным сербским братушкам. Победив Японию, Россия с мрачным видом сосредотачивалась для очередной схватки, но страдания балканских славян имели к этому процессу минимальное отношение. Русские газеты писали о чем угодно: о переселении крестьян на пустующие земли, о постройке новых заводов и открытии университетов, о всеобщем начальном образовании и ликвидации безграмотности, о создании министерства здравоохранения и о новом кодексе законов о труде… но только не о страданиях братьев-славян. К тому же мои прежние знакомства в русском военном ведомстве оказались почти бесполезными. Кого-то за последнее время разжаловали и услали на окраину командовать взводом или ротой, кого-то выперли в отставку или перевели на интендантскую должность, а некоторые за непосредственное участие в мятеже и вовсе угодили на вечную каторгу. Честное слово, за неделю своего пребывания в Санкт-Петербурге я не встретил ни одного знакомого лица, хотя и очень старался.