Социальная экономия труда — превращение рабочего времени по обществу в целом в свободное, при планомерном росте удовлетворения материальных потребностей.
Монополии должны планировать своё развитие и информировать общество о планах таким образом, чтобы люди могли включаться в развитие общества со школьной скамьи, готовясь к своему будущему труду. При этом труд физический и простой должен вытесняться свободным развитием, опирающимся на многообразие человеческих способностей (подробнее — в параграфе 2 главы 3). Это — формула прогрессивных социально-экономических преобразований для нашего времени. Поскольку потенциал роста производства за счёт освоения старых рынков и товарных трудовых отношений в целом — исчерпан, а проблемы с развитием хозяйства переходят и в социальные проблемы. И дело не только в смене старого технологического уклада новым, но и в том, что «на заказ» в XXI веке будут производиться не только материальные блага, но и работники, и это совершенно новые социальные роли, совершенно другой уровень требований к образованию и реальному использованию результатов научно-технического прогресса.
6. Причина, приводящая к задержкам в планомерном развитии монополий
Что же не даёт современным монополиям стать локомотивом прогресса не только в технике, но и во всех сферах? Как сказал бы В. И. Ленин, мешают силы и традиции старого общества. В дни, когда пишутся эти строки (осень 2020), вышел доклад Антимонопольного комитета США о расследовании доминирующего положения большой технологической четвёрки цифровых монополий — Amazon, Apple, Facebook и Google. Расследование длилось 16 месяцев, породившие доклад более чем на 400 страниц. В нем авторы предлагают разделить эти монополии — либо с помощью структурного разделения (как было сделано с AT&T в 1984 году, когда после разделения активы компании сократились почти на 80 процентов), либо путём ограничения их действий на рынках. В частности, комитет предложил считать любую сделку на рынке слияний или поглощений с участием этих компаний антиконкурентной. Вот что комитет имеет против цифровых монополий[41]:
Facebook — монополия на рынке онлайн-рекламы. Вопросы у комитета вызывает покупка Instagram в 2012 году за $1 млрд. По данным комиссии, Facebook был напуган стремительным ростом сервиса и таким образом захотел устранить конкурента. Подтверждением этому служит отчёт от 2019 года, подготовленный одним из сотрудников, который описал, как должен позиционировать себя Instagram, чтобы не конкурировать с FB.
Amazon — монополия на рыке онлайн-продаж, которая контролирует продавцов на своей площадке и подавляет конкурентов. В отчёте также говорится, что рыночная оценка Amazon на рынке онлайн-коммерции вероятно занижена на 40 %. В документе говорится, что она достигает более 50 %. Также в документе говорится, что Amazon достигла своего господства отчасти благодаря приобретению конкурирующих сайтов вроде Diapers. com и Zappos.
Apple — монополия на рынке дистрибуции приложений на iOS. В отчёте говорится, что Apple использует свой магазин приложений, чтобы подавлять и избавляться от конкурирующих сервисов. Также утверждается, что Apple эксплуатирует разработчиков, похищая их данные и взимая космическую комиссию с каждой покупки (30 %).
Google — монополия на рынке поисковиков и онлайн-рекламы. В документе говорится, что компания отслеживала данные в реальном времени по всем существующим рынкам, на которых она присутствовала. Кроме того, Google, компания часто создавала дополнительные программы, чтобы отслеживать действия конкурентов (вроде Android Lockbox). Также в документе утверждается, что Google достигла доминирующего положения путём предустановки своего браузера на Android-устройства, присвоение контента, произведённого третьими лицами (типа отзывов Yelp) и понижая конкурентов в поиске.
Как видим, отслеживается вовсе не достаточность или недостаточность сотрудничества цифровых монополий с государствами в части развития образовательных систем, в части влияния их работы на повышение эффективности труда (то есть его экономии) в масштабах общества в целом, в части влияния на рост доступности результатов научно-технического прогресса. Отслеживается исключительно сохранение возможности конкуренции. Но ведь есть же с 2011 года исследования, показавшие всю иллюзорность попыток при помощи формального хозяйственного раздробления предотвратить концентрацию почти всей экономической власти в руках ограниченных групп (мы упоминали выше исследования Bruce Upbin. The 147 Companies That Control Everything и Brendan Coffey. The Four Companies That Control the 147 Companies That Own Everything). Значит, антимонопольная политика в наше время — странный рудимент прошлого, причём, когда конкуренция действительно была драйвером развития, эта политика ещё не была придумана. Сейчас же она не содействует ни прогрессу, ни свободе конкуренции. Скорее она стала таким же средством спекулятивного перераспределения, как игра на фондовой бирже, торговые санкции и контрсанкции, кредитные и инвестиционные рейтинги.
Можно констатировать, что потенциал монополизма как драйвера социально-экономического развития совершенно не осознается и не используется. Монополистическое развитие, опирающееся на концентрацию ресурсов и интеллекта, мимикрирует под конкурентное, её воспринимают «как мышь, рождённую в подполье»[42].
В результате многие потребительные стоимости — например, здравоохранение и образование — все больше имитируются, чем реально воспроизводятся. В результате во всех передовых отраслях имеет место стабильная нехватка высококвалифицированной рабочей силы. Компании прибегают к практике «кадрового пылесоса», рекрутируя требуемых специалистов в тех странах, где есть образование, но нет мест для его применения. Конечно же, это всегда временный источник. Субъекты экономики взаимодействуют друг с другом, формально имитируя работу рыночного механизма — и получают дефицит именно тех кадров, которые нужны передовым отраслям, и при этом множество работников для отраслей отмирающих. Зато мало распространена практика более содержательных взаимодействий, таких как совместные проекты, планомерное развитие отраслей и экономик, формирование хозяйственных экосистем.
7. Развитие производства требует развития труда
В наши дни обращение к инновационной силе общественного труда (способности превышения результатов над трудозатратами)[43] позволит находить лучшие условия для получения экономического эффекта, развивать современные монополии на основе внутренних инновационных проектов. Однако это означает необходимость планомерного развития не только монополий, но и само общество должно осознать себя как монополию по воспроизводству трудящихся. Значит, что мы должны опираться не на развитие рынка рабочей силы («вложения в человеческий капитал» и т. п.), а на развитие планомерности в экономике в целом. Нужны долгосрочные планы развития монополий, их взаимодействие друг с другом и с государственным планированием воспроизводства квалифицированных кадров. То есть увязка в единую систему монополистических планов развития не только друг с другом, но и с планами государства в области образования, здравоохранения, демографии.
Рост производства на заказ (в монополиях) проявляет новое в труде и его результате. Товарный труд (продаваемый на рынке рабочей силы), безразличен к своему конкретному потребителю. Труд в массовом производстве на заказ основан на специальной подготовке, специальном обучении. Он в реальности включает в себя не только рабочее, но и ранее потраченное на эту подготовку свободное время. Он снова стал целесообразной деятельностью по созданию материальных благ. И эта целесообразность производит трудовую потребительную стоимость — совокупную экономию труда.
Труд, являющийся лишь поставщиком товара «рабочая сила», в таких условиях используется как основа локальных экономических эффектов и приходит в состояние истощения (вплоть до люмпенизации), а не воспроизводства. Он максимально подвержен разрушительному действию так называемой «проблемы отчуждения», открытой Карлом Марксом в ходе анализа последствий замены ручного труда машинным.