Все сказанное позволяет нам заключить: в условиях государственно-монополистического капитализма, находясь на современном уровне развития производительных сил, с характерной для него степенью разделения труда, применение рыночного ценового механизма лишь усиливает агентскую проблему (проблему неподотчетности управленцев как частным собственникам активов, так и обществу в целом). Планомерное же государственно-монополистическое развитие на основе оптимизирующих моделей по критерию (12) позволяет сделать управление прозрачным, подотчётным обществу и двигаться в сторону постепенного расширения производственного самоуправления.
То есть государственный сектор обязан стать передовой технологической монополией.
3. Развитие производства на основе ТПС-оптимизации планов
Значит, мы пришли к необходимости преобразования государственного сектора экономики в технологическую монополию, вооружённую межотраслевой системой управления знаниями, планомерно развивающейся на основе ранжирования и отбора проектов вложений по критерию создания трудовой потребительной стоимости (превращения рабочего времени в свободное).
Чтобы госсектор на основе данного подхода получил максимальное развитие, нужно его применять в наиболее перспективных отраслях, которым предстоит стать основными драйверами роста в ближайшие десятилетия. В настоящий момент таковыми из числа присутствующих в Российской Федерации считаются квантовые технологии, атомная отрасль, космическая, различные новые материалы, нано- и биотехнологии, химфизика, биохимия, развитие искусственного интеллекта. Но эта оценка (скорее всего, справедливая) дана не на основе понимания путей развития данных отраслей с получением максимального эффекта для экономики России, а исходя из оценки научно-технологического уровня продукции и перспективных разработок данных отраслей по отношению к мировому уровню. Иначе говоря, чаще всего это оценка технологического лидерства. При этом во многих случаях лучшие разработки не могут найти путь в производство иначе, как достигнув в российских лабораториях стадии макета или опытного образца (TRL 3 или 4) далее развиваться в других странах, в которых имеются крупные рынки, индустриальные партнёры и инфраструктура поддержки инноваций для уровней TRL 5 и выше. Мы писали в предшествующих главах, что это обусловлено логикой стоимостной оценки эффективности вложений в инновационный проект: стартап рассматривается как товар, который в любой момент может быть продан на венчурном рынке, поэтому нужно оценивать его стоимость как бизнеса на продажу и управлять ею. А поскольку в России эта инфраструктура за 3 десятилетия «рыночных реформ» так и не преодолела зачаточного уровня, либо, в части усилий государства, присутствует в виде мозаичной и звонко отчитывающейся об успехах инфраструктуры «институтов развития», перспективные стартапы идут по тем дорогам, которые проложены: в США, в ЕС, в Сингапуре и немногих других местах. То есть все вложения в эти разработки в конечном итоге для страны оказываются убытками — мы потом покупаем конечную продукцию, в которой они воплощены, со всеми спекулянтскими наценками. И это помимо косвенных убытков через вложения в инфраструктурные технологии наподобие CERN (см. Рис. 1), поскольку при покупке iPod и iPhone российские налогоплательщики не имеют скидок за наш вклад в использование в этих продуктах разработок этого международного исследовательского центра, софинансируемого Россией. Иными словами, многие самые передовые лаборатории России в настоящий момент работают на откачку ресурсов нашей страны в пользу нероссийских технологических монополий. И единственное, чем это потенциально может быть оправдано — сохранение научных школ, на создание которых ушло порой до сотни лет. На самом деле совершается невольный подвиг со стороны учёных — в стране, в которой разработки в основном в принципе не востребованы уже 30 лет, по многим позициям сохраняется передовой мировой уровень. Таким образом на уровне конкретных коллективов частично исправляется стратегический вред от безразличной к развитию, но симулирующей интерес к нему государственной политики.
Трудовая же потребительностоимостная оценка проектов развития производства (начиная от разработок ранних стадий и до адаптации в конкретном производстве включительно) исключает такие риски. Ведь отправной точкой всех расчётов является экономия для потребителя, а монопольное планирование, объединяющее тысячи и сотни тысяч проектов единым рейтингом, в конечном итоге все усилия команд проектов направляет на экономию для конечного потребителя и создание возможностей для свободного развития каждого работника.
Государственно-частное партнёрство здесь, представленное государственной технологической монополией и её системой заказов, призвано сохранять потребительностимостной баланс производства на рынок и производства для общественного потребления. Предлагается критерием для выбора пропорций между госвложениями и частными вложениями в развитие той или иной отрасли брать принцип — насыщение внутреннего рынка приоритетно перед экспортом. Экспортировать означает производить на мировой рынок, и это допустимо лишь если внутренняя потребность удовлетворена в достаточной мере. И мера эта — оптимальное значение плановых показателей производства по критерию формулы (12). То есть частные инвестиции будут больше тяготеть к экспортно-ориентированным проектам, государственные — к удовлетворению внутреннего спроса. Керосин «кукурузникам» для авиаперелетов между райцентрами и посёлками — бесплатно, а что останется — продаём за валюту, недостающие технологии, современное оборудование!
4. ТПС-оптимизация в развитии образовательных систем
Теперь посмотрим на результаты работы образовательной системы в существующих условиях и в случае функционирующего как технологическая монополия государственного сектора российской экономики. В настоящее время мы осуществляем такое же дотирование мирового рынка высококвалифицированной рабочей силы со стороны российской образовательной системы, как и дотирование зарубежных технологических монополий со стороны передовых исследовательских лабораторий. Причина та же самая — платёжеспособный спрос работодателей на высококвалифицированные кадры внутри России меньше, чем выпускают ещё сохранившиеся передовые учреждения образования. За 30 лет сформировалась индустрия подготовки к эмиграции с детства — это считается во многих семьях наилучшей перспективой для их детей. И если за экспорт разработок мы в конечном счёте платим деньгами, то в данном случае общество платит потерей способных кадров, а их семьи — перспективой одинокой старости родителей этих эмигрантов. Это похоже на коллективное самоубийство нации, но с нашей точки зрения является следствием отказа от реальной, а не имитируемой планомерности в развитии страны.
Планирование долгосрочного развития, с доступом к технологическим картам развития для любого школьника, позволило бы с юности задумываться о своей будущей жизни в отраслях родной страны. Практика автора двух десятилетий работы с инновационными проектами показала, что до настоящего момента страна не оскудела ни ищущими достойного применения себе молодыми людьми, ни состоявшимися профессионалами, которые могли бы быть наставниками. Это создаёт потенциал для сотрудничества поколений за пределами образования и семей, но он не может проявиться в тех условиях, когда фактический никакой стратегии развития, с понятными на десятилетия направлениями, на государственном уровне не существует, иначе чем формально, а уровень частных компаний слишком мал, чтобы использовать эти возможности без координирующей роли государства. Если же мы имели бы функционирующую межотраслевую систему управления знаниями, описанную в параграфе 2 главы 3, она стала бы источником информирования и наставничества и для младших поколений, ещё не вошедших в систему высшего образования. Поскольку студент, вставший на перспективную траекторию свободного развития под наставничеством как непосредственных менторов, так и системы в целом, естественным образом транслирует знания об этих возможностях тем, кто младше[172].