Столетие назад именно опора на государства и сращивание до степени государственно-монополистического капитализма стало прогрессивным выходом. Сейчас это решение перестаёт работать до такой степени, что финансовый капитал начинает действовать, ослабляя опорные государства, и буквально в наши дни мы видим драматический эпизод, связанный с фактическим национальным расколом в ещё совсем недавно передовой державе под названием Соединённые Штаты Америки, в которой технологические и финансовые гиганты объединились против президента Трампа, пытавшегося решить хозяйственные проблемы страны за счёт возвращения протекционизма. То есть, действовавшего в интересах национального промышленного капитала. Поражение Трампа закономерно — он также пытался сделать шаг назад в историческом развитии. Его противники ответили дискретидацией государства, подрывом легитимности выборной власти и таким образом объективно ослабили силу, на которую опирались столетие. Они считают, что субъект «государство» более им не нужен в той степени, чтобы мириться с его субъектностью. Они просто не принимают это даже на уровне идеи. Мы считаем, что это ошибка[185]. Это означает, что и их ждёт закономерная катастрофа.
У финансистов нет идей, способных заместить идею государственно-монополистического капитализма. Мы же прогрессивным путём видим не его разрушение или замещение, а его дальнейшее развитие.
Выходом стало бы привлечение вызревших новых общественных сил, а не взаимное ослабление монополий и государств. Мы таким выходом видим соединение государственно-монополистического развития с научно-техническим прогрессом. Этому соединению мешают обсуждённые нами в настоящей работе методики стоимостной оценки эффективности инновационных проектов, из-за специфики которых (этих методик) масса проектов, создающих для общества ресурс для развития, просто не видна.
Конечно же, это противодействие, заложенное в методики оценки эффективности, не случайно, а необходимо для капитала. Вот что писал об этом ещё Маркс: «В одном направлении он (капитал), стало быть, вызывает к жизни все силы науки и природы, равно как все силы общественного сочетания и общественных отношений, чтобы сделать богатство независимым (относительно) от затрачиваемого на него рабочего времени. В другом же направлении он хочет эти созданные таким путём громадные силы общества измерять рабочим временем и втиснуть их в границы, необходимые для того, чтобы уже созданную стоимость сохранить в качестве стоимости»[186]. И в другом месте: «… применение науки в материальном производстве отделено от знаний и умений отдельных рабочих»[187].
То есть специфическим для капитала требованием является необходимость соединять силы природы и общества с использованием науки, но не во всех случаях, когда это возможно технически, а лишь в тех, в которых это приносит частную прибыль. То же самое с соединением науки и знаний и умений рабочих. Но ведь у нас имеет место не капитализм свободной конкуренции и даже уже не империализм, а государственно-монополистический капитализм. И мы предлагаем не взаимное уничтожение государств и монополий (как это происходит сегодня в США), а принятие государством в лице государственного сектора экономики участия в соединении сил науки как системы знаний, сил природы и сил широких масс людей (в т. ч. знаний и умений конкретных работников). Ведь государство не сковано условием создания богатства в виде стоимости, в отличие от капитала (который иначе просто прекратит существование — капитал по определению есть самовозрастающая стоимость). Пусть капитал сохраняет созданную им стоимость в качестве стоимости (то есть эквивалента рабочего времени). Зачем этот же метод навязывать государственному сектору?
Свободное время общества, как накапливаемый ресурс для развития, противоречит интересам капитала. Но не противоречит интересам государственного сектора. А также не противоречит интересам государственно-монополистического капитализма. А напротив, создаёт условия для взаимодействия госсектора и частного капитала, включая финансовый. Взаимодействие вместо борьбы (то лоббистской, то вооружённой), ослабляющей общество в целом и тратящей жизни все новых поколений на выживание вместо свободного развития.
Но самое главное, замеченное ещё Марксом, состоит для всего общества в следующем: «Свободное развитие индивидуальностей; поэтому — не сокращение необходимого времени ради увеличения прибавочного труда, а вообще сведение необходимого труда общества к минимуму. Этому тогда соответствует художественное, научное и т. д. воспитание индивидов в свободное для всех них время и средствами, сделавшихся доступными для всех»[188].
Потенциал для этого развития становится виден при трудовой потребительностоимостной оценке эффективности стратегических планов государственного сектора. И сейчас мы покажем, что это предложение от новейшей политэкономии не только является спасительной рукой помощи запутавшемуся человечеству, но и соответствуют именно текущему моменту истории. Для этого расширим наш фокус зрения с особенностей текущей формации (государственно-монополистический капитализм в кризисном состоянии) до осознания вектора исторического прогресса в целом. То есть посмотрим на соответствие наших предложений цели поддержки исторической прогрессивной тенденции.
2. Содержание исторической прогрессивной тенденции
Мы должны показать, что предлагаемый нами способ сравнения влияния альтернативных проектов, программ и планов на свободное время общества не только позволяет концентрировать необходимые для развития ресурсы, но и задаёт прогрессивный вектор преобразований.
Как мы упоминали в главе 3, исторической тенденцией развития является уничтожение различия между людьми физического и умственного труда. Если говорить полнее, сначала развитие производительных сил и отношений осуществляется за счёт возникновения и совершенствования управленческих структур, затем наращивание уровней иерархии теряет эффективность, порождая лишь бюрократизм, и начинается постепенное обогащение содержания физического труда атрибутами труда умственного (в частности, происходит передача части функций труда управленческого — за счёт частичного делегирования «вниз», например, части контроля производственного процесса). Первый момент (возникновение иерархии) отрывает работников физического труда от понимания сущности производства как общественного[189], второй момент (обогащение содержания труда) восстанавливает эту связь. Это два момента в движении производительных сил и отношений, направленных на уничтожение различия между людьми физического и умственного труда.
Такое движение, несмотря на наличие в нем противоположных моментов, создаёт исторически устойчивый рост потребности во всех видах свободного развития, всех его коллективных и индивидуальных форм. Переход от производства на рынок к производству на заказ требует планомерности как в развитии производства, так и подготовке трудовых ресурсов, но усложнение производительных сил требует не просто планомерности, а ещё и её гибкости. То есть все больше становятся востребованы редко используемые компетенции — то, что при массовом производстве рассматривалось как «излишняя квалификация», становится нужным и для гибкости в решении оперативных задач, и для наставничества во всех его проявлениях. Все это требует совершенно иного объёма свободного времени для все большего количества людей.
Но почему нельзя сохранить существующий объём рабочего времени для одних людей, создав излишние объёмы свободного времени для других? Потому, что прогресс движется не в сторону разделения людей на «рабочих» и «творческих», а в сторону их воссоединения. Есть люди, коллекционирующиe дипломы, — им нравится учиться. Чаще всего эти знания остаются абстрактными. Они не приводят к расширению передовой, прогрессивной практики. Чтобы чем-то овладеть, нужно это делать. Актуальные проблемы, требующие подготовки, обычно становятся известны из практики. Поэтому именно превращение рабочего времени в свободное у конкретных людей создаёт основу для развития, а не тратит ресурсы общества на «вечных студентов». Это — проявление закона возвышения потребностей, обоснованного школой трудовой теории потребительной стоимости.