— Никаких, — покорно согласился Холмс, но на лице его блуждала еле заметная улыбка, которая могла означать либо симпатию, либо сдерживаемую радость.
— Отлично! — возликовал я. — Наконец-то мы можем сосредоточиться на собственном счастье — теперь, когда мы навсегда простились с профессором Мориарти.
Холмс несколько минут смотрел на далёкое, всё ещё растущее облако, ставшее ярким и зловещим погребальным костром для Мориарти, а потом пробормотал:
— Может быть…
В самый катастрофический момент Мориарти удалось завести покалеченную машину времени. Впервые после побега из кабинета премьер-министра, когда машина получила сильные повреждения, энергия побежала по латунным жилам агрегата. Пока часовой механизм отсчитывал последние секунды до детонации, Мориарти почувствовал первые признаки изменения времени, когда поле бытия расширилось и понеслось вперёд, и радостно вскрикнул. А позади него ещё быстрее, чем скорость времени, нарастал адский жар от взрыва, когда установка выпустила заряженные частицы. У Мориарти не было даже мгновения понять, что Холмс в итоге всё-таки обыграл его, и почувствовать боль, когда вспышка окутала его сгорбленное тело. Поле времени и взрыв ядерной бомбы пересеклись точно в том месте, где стоял профессор Мориарти, и в итоге сам профессор, машина времени, адская пушка, рабочие, завод и даже изрядная часть горы канули в небытие.
Глава тринадцатая ШОКИРУЮЩИЕ СОБЫТИЯ НА ВОСТОКЕ
В самом начале повествования я упомянул, что с момента, как я в последний раз писал о подвигах мистера Шерлока Холмса, прошло шестьдесят пять лет. Пауза закончилась в 1992 году, когда я расслаблялся и наслаждался осенью в Суссексе в компании молодой жены и старого доброго друга, записывая события предыдущего года. Именно из них и сложился тот эпизод, который вы прочли, заканчивающийся моим воссоединением с Лили в аэропорту Солт-Лейк-Сити.
Закончив повествование, я хотел опубликовать его, если Холмс согласится открыть миру свой секрет долголетия. После этого я мог бы в спокойствии провести вечность с любимой Лили в нашем уютном и неизменном пристанище. Однако Шерлок Холмс без объяснения причин запретил публиковать текст, сказав лишь, что мне нужно подождать, поскольку, как он считает, история ещё не окончена. В итоге много лет моя рукопись томилась в ящике письменного стола, пока мир за пределами нашей деревушки заполонил бесконечный поток стилизованных историй о Шерлоке Холмсе, которые строчили мои самозваные литературные последователи. Разве мог я предположить, что догадка Холмса окажется верна и я допишу последнюю главу лишь спустя почти две сотни лет! Только тогда я смог представить роман публике, но, увы, для неё чтение стало пережитком истории, как, впрочем, и я сам.
Лили внесла некоторые изменения в наш быт, как оказалось, полезные. Она, как дитя Америки конца двадцатого века, не могла удовлетвориться чтением новостей исключительно в местной «Дейли миррор» и изучением обширной библиотеки Холмса по пчеловодству и криминалистике. Она даже отвергла с презрением мою коллекцию исторических романов, принадлежащих перу нашего бывшего соседа, к сожалению, ныне покойного уже шестьдесят с лишним лет. В итоге на крыше нашего старого дома распустилась диковинная телевизионная антенна, а библиотеку еженощно наводняли ковбои, убийцы, детективы, брошенные женщины, комики и велеречивые дикторы Би-би-си. Мир стал ближе, и я даже обрадовался этому. Подозреваю, что и Холмсу, несмотря на его кислые мины, нововведение тоже нравилось.
Так продолжалось до одного удушливого жаркого дня в начале двадцать первого века, когда мы вчетвером — Холмс, мы с женой и миссис Хадсон — уселись перед телеэкраном, глядя на последний эпизод жизненного пути Сяня Пхитсанулока. И тут это случилось. Холмс увидел нечто такое, о чём не подозревал, пока черпал информацию только из «Дейли миррор».
Сянь Пхитсанулок был великим юго-восточным лидером, который, по всей видимости, мог бы объединить отчаявшийся народ раздираемого войнами региона для жизни в мире и довольстве на основе демократии. Этот загадочный выходец из крестьянства, уроженец региона на границе Таиланда и Камбоджи, претендовал на власть во всей Юго-Восточной Азии. Харизматичный и дальновидный человек, обладающий небывалой психической и духовной силой, он с лёгкостью заводил толпу и с такой же лёгкостью разрушал архаичную социальную и политическую систему, а также старинную вражду и ненависть. Несмотря на неограниченную власть над десятками миллионов сторонников, Пхитсанулок твёрдо верил в конституционное демократическое правление, и мир с одобрением и восхищением наблюдал, как измучившийся регион быстрыми темпами движется в сторону светлого будущего, обещанного Пхитсанулоком. Но Сянь не знал, что те тёмные силы, против которых он боролся всю свою сознательную жизнь, готовились вернуть себе право управлять Азией, которым владели с незапамятных времён. Лаос только что согласился присоединиться к Паназиатскому союзу Пхитсанулока, и великий лидер собственной персоной отправился в столицу Лаоса Вьентьян, чтобы принять то, что я бы назвал капитуляцией лаосского правительства. Камера сняла группу главных министров, нервно ожидавших прибытия человека, которого называли азиатским Боливаром и Гарибальди[4]. Когда невысокий, пухлый и толстощёкий освободитель (совершенно неподходящая внешность для героя!) с улыбкой шёл через плачущую от радости толпу, заполонившую улицы Вьентьяна, внезапно через людской поток прямо к нему протиснулась группа террористов. Они в унисон выкинули вперёд правые руки, в которых оказались пистолеты, и начали палить из них.
Разумеется, толпа моментально разорвала их на клочки, но Сянь Пхитсанулок умер ещё до того, как упал на землю. В этом столпотворении тело лидера, которое спутали на несколько мгновений с трупом одного из убийц, тоже разорвали на части. Однако всего за несколько минут полиция, демонстрируя, что не утратила ещё навыки, сформировавшиеся за время коммунистического правления, смогла успокоить толпу и найти недостающие части тела вождя.
Эти ужасные события на самом деле произошли ещё утром. Услышав новости, мы теперь смотрели страшную сцену, которую воспроизводили для нас в цвете и в трёх измерениях вечерние новости. Когда показывали последние мгновения жизни Сяня Пхитсанулока и Би-би-си намеренно демонстрировало запись случившегося в режиме замедленной съёмки, Лили отвела глаза, а я пробормотал какие-то высокопарные слова по поводу печальной утраты для мира такого человека и возможных последствий его гибели. Однако Шерлок Холмс сидел не отрывая взгляд от экрана, в состоянии какой-то нездоровой завороженности, как я это назвал бы, и слегка хмурил лоб. Преступление, конечно, экстравагантное, но без примеси таинственности, которая могла бы возбудить интерес великого сыщика.
Внезапно Холмс вскочил на ноги, издав короткое восклицание, и некоторое время стоял, ещё пристальнее вглядываясь в экран. На все мои вопросы он лишь нетерпеливо махал рукой, веля помолчать. Когда ужасные кадры подошли к концу и на экране вновь показалось красивое лицо английского диктора (раньше они все были уродливыми), который комментировал ситуацию, Холмс наконец прервал стойку и подошёл к телевизору, чтобы ввести какую-то команду. Это была новая модель, способная хранить около десяти тысяч часов видеоархивов, и Холмс частенько записывал новости в память телевизора, заменившую привычные блокноты, забитые вырезками из газет. Он ещё раз начал пересматривать убийство в замедленном темпе.
— Ну же, Холмс, — запротестовал я, — уверен, в этом нет необходимости. Подумайте о чувствах Лили, раз уж не берёте в расчёт мои.
Я бы добавил ещё что-нибудь и о чувствительности нашей экономки, но увидел, что миссис Хадсон отвлеклась, обнаружив на камине свежий слой пыли.
Однако внимание Холмса было целиком и полностью сосредоточено на повторе кадров убийства.
— Ага! Вот! — воскликнул он с победоносным видом. — Наконец-то свершилось.
4