— Холмс!
— Ради всего святого, — раздражённо сказал хозяин кабинета, — прекратите выкрикивать мою фамилию!
Я подошёл поближе и внимательно рассмотрел собеседника, и тут до меня дошло:
— Майкрофт! Господи, вы ли это?
— А вы ожидали увидеть Мориарти, мать вашу? Разумеется, это я.
Я покачал головой:
— Марс в корне изменил ваш рацион и вашу речь, Майкрофт. Никогда бы не поверил, что такое возможно.
— Да я это, я. Но это неважно, как неважны язык и питание, когда речь идёт о создании Нового Пути.
— Разумеется. Короче говоря, вы прониклись идеей.
— Я всегда был ею проникнут, — возразил Майкрофт. — Изначально мной двигали мелкие и ограниченные цели, а физически я был адептом лени и чувственных удовольствий. Однако, когда Шерлок дал мне свой эликсир, а вместе с ним обещание вечной жизни и молодости, я решил посвятить себя чему-то более важному.
— Но вы и так были важным человеком.
— Я ощутил, что должен направить свои способности на достижение высшей цели, а через несколько лет, когда Шерлок привлёк моё внимание к движению Запредельных, я понял, что нашёл то, что давно искал.
— Так, значит, это по вашей милости я решил, что запредельщики следят за мной?
Он кивнул и просиял от гордости.
— Помнится, как-то ваш брат сказал, что вы и есть британское правительство, — заметил я. — Значит ли это, что теперь вы и есть правительство Марса?
Майкрофт зарделся, пожал плечами и отмахнулся:
— Нет, что вы. Я всего лишь скромный труженик на ниве марсианской, не более. Актёр на второстепенных ролях в великой драме социальной и моральной эволюции человека.
— Заключительного акта этой драмы лично я ожидаю с негаснущим интересом.
Ворвавшись в кабинет, я напрочь позабыл о несчастном секретаре. Однако внезапно дверь за моей спиной отворилась, и юноша без приглашения предстал перед нами, после чего до боли знакомый голос произнёс:
— Как обычно, Уотсон, Майкрофт недооценивает важность своей роли. Заверяю вас, он чуть больше чем просто мелкая сошка в опере под названием «Арес»!
— Холмс!
Секретарь исчез, превратившись в вечно молодого, но при этом самого старого на свете частного детектива. Мы пожали друг другу руки, улыбаясь от радости.
— Вы всё так же любите эффектные выходы.
Холмс кивнул:
— А ещё эффектные жесты. Смотрите!
Он нажал кнопку на столе брата, и тут же на стене позади Майкрофта появилась какая-то диаграмма.
— Господи, — пробормотал я, узнав замысловатый рисунок. Это был увеличенный в размерах график, который более двадцати лет назад Холмс нарисовал передо мной, Лили и миссис Хадсон.
— Узнали! Отлично! — одобрительно воскликнул Холмс, словно я был школьником, а он учителем. — Разумеется, с прошлого раза мне удалось добавить пару пунктов.
Подойдя поближе, я понял, что он имеет в виду. Все точки были отмечены, и рядом с каждой стояли слева и справа имена лидеров, убитых до 1991 года и после. В конечном итоге сформировались пять пар. Самой нижней точкой слева была отметка «Садат / Пхитсанулок», дальше шла пара «Кинг / Рекс», а за ними ещё три: «Кеннеди / У», «Абдалла / Моргенталер» и «Ганди / Дашнакян».
Шерлок Холмс подошёл к карте, а Майкрофт почтительно отодвинулся в сторону.
— Мы сейчас здесь, — сказал Холмс решительным голосом, постучав указательным пальцем по красной линии, проходившей через точку чуть выше отметки «Ганди /Дашнакян».
— Ага, и через шесть лет в паре с Троцким окажется неизвестно кто?
— И неизвестно где, — пессимистично добавил Майкрофт.
— Да, — тут же согласился я. — Проблема никуда не делась. И она всё так же неразрешима, как и раньше. Подумайте, сколько политических лидеров на Земле, добавьте к этому Либрацию и долину Маринер… — Я покачал головой. — Это просто невозможно, Холмс.
Холмс рассмеялся:
— Всё ещё пробуете на мне свой психоанализ, Уотсон? Я-то думал, вы за сто пятьдесят лет выучили, что у меня нет подсознания. Нет, уверяю вас, моя увлечённость поимкой Мориарти не носит маниакальный характер. Просто я понимаю, насколько он опасен. Более того, эта охота не так безнадёжна, как может показаться на первый взгляд. Вовсе нет. Учитывая характер навязчивой идеи Мориарти, можно сделать вывод, что он, как и мы, тяготеет к Марсу, а значит, его будут привлекать политики, связанные с деятельностью трёх имеющихся колоний. Кроме того, я же просил вас поразмыслить над поговоркой о горе и Магомете.
Я с нетерпением ждал, когда же Холмс объяснит последнюю ремарку, но вместо этого он замолчал, а потом выудил из кармана предмет, который я не видел уже десятки лет и не ожидал увидеть снова, — его старую огромную трубку, потемневшую от возраста и табачного дыма. Нашлась в кармане и добрая порция табака.
— Табак, Холмс? — воскликнул я. — Вряд ли это часть Нового пути. На следующем отрезке эволюции человек оставит позади все дурные привычки.
Холмс хихикнул:
— Надо выбирать только подходящие для себя догмы, Уотсон. Разумеется, табак запрещён на Марсе и это контрабанда. Но если уж Сигер Шерринфорд чего захочет, он это получит.
Он щедро набил трубку и закурил с довольным видом, и вскоре, несмотря на демонстративный кашель и гримасы собственно «Сигера Шерринфорда», кабинет заволокло густыми облаками табачного дыма, так хорошо знакомыми мне с Бейкер-стрит.
Что изменилось, табак или я? Раньше я с удовольствием курил любой табак, какой мог купить в Англии, а теперь готов был в ужасе шарахаться от запаха и едкого дыма. Какова бы ни была причина, но отвращение к табачному дыму заставило меня быстро свернуть визит и откланяться.
По дороге домой я не переставал задавать себе вопрос, зачем, собственно, я вообще туда попёрся.
Несмотря на расслабленную и почти шутливую манеру общения, напоминающую о старом Шерлоке Холмсе, я ощутил, что между нами выросла пока тонкая, но уже непробиваемая стена. Возможно, излишняя увлечённость поимкой Мориарти отвлекала Холмса от всего остального. Но я ощутил в нём какие-то новые черты: впервые за сто лет в моём друге появилось какое-то новое измерение, особая глубина, которую Холмс почему-то скрывал от меня.
Что же до Сигера Шерринфорда (читай: Майкрофта Холмса), то вряд ли я находил его компанию приятной. Майкрофт и раньше пугал меня своим интеллектом, но тогда он был радушным хозяином и интересным собеседником, пусть и тяжёлым на подъём во всех смыслах слова. Теперь же, перевоплотившись в Сигера Шерринфорда, Майкрофт стал таким же закостеневшим, узколобым и фанатичным типом без чувства юмора, которыми кишели колонии.
Однако впоследствии Шерлок Холмс частенько навещал нас с Лили. Казалось, он точно знал, когда именно мы окажемся дома. Определённо ему сообщали о наших перемещениях, поскольку мы часто бывали в разъездах и вывести какую-то систему не представлялось возможным.
Он приходил, замаскировавшись под обычных марсиан — то водитель, то фермер, то геолог, добывающий магму, — а уже в доме, подальше от посторонних глаз, с радостью принимал своё настоящее обличье. А после наступления коротких сумерек, которые обеспечивала низкая широта долины Маринер, пока не воцарялся лютый ночной холод, загонявший нас в герметичное тепло дома, Холмс зажигал трубку и болтал с нами, время от времени выпуская облака частиц и газов, каких не видывала на своём веку эта многострадальная планета. Несмотря на наше отвращение к курению, мы с Лили чувствовали себя польщёнными, что после такого перерыва в нашей дружбе Холмс всё ещё чувствует себя у нас легко, расслабленно и спокойно. Иногда в качестве презента он приносил с собой бесценную для меня вещь, которой на Марсе было не сыскать, — бутылку шотландского виски. Холмс попыхивал трубкой, а мы с женой смаковали виски — настоящая идиллия. Но даже в такие прекрасные вечера я всё равно ощущал барьер между мной и Шерлоком. Он охотно задавал вопросы о нашей с Лили работе и внимательно слушал, даже если мы пускались в пространные рассказы, но сам не был столь разговорчив. А если мы приставали с вопросами о том, что он делает на Марсе, Холмс неизменно отвечал одно и то же: