Закончив с чайником, мужчина принялся расставлять перед сидящими эмалированные металлические чашки. Далее на столе появилась бумажная коробка с надписью "сахар", железная банка на которой большими буквами значилось чай и куда-то шли тронутые ржавчинной верблюды. Завершила чайную церемонию алюминиевая кастрюля, доверху наполненная упакованными в целлофан спартанского вида печенюшками. Таблетки и печенюшки молодой человек узнал — то было сухое горючее и галеты из сух-пайков. Только выглядели они слегка несовременными, да какой слегка — ранний палеолит, не меньше.
— Так вот… — закончив с приготовлениями, уселся за стол Док.
— Вот-вот, — хмыкнув, добавил круглолицый Гена.
— Хрень полная, а не вот, — проворчал до кучи Хмурый.
Машенька вскочила со стоявшего в углу стула, как сорока выхватила из кастрюли пачку с галетами и вернулась с добычей в угол.
Молчали несколько минут, благо тягостную тишину разбавляла работа маленьких белых зубок.
Мужчины поглядывали на Виктора, словно взвешивая, что тому рассказывать стоит, а чего лучше пока придержать.
— Ты в каком году умер? — прервав тишину, наконец спросил у Виктора Гена.
Здесь молодого человека не-то что бы накрыло, но всё же очень нехорошо ёкнуло. Ещё он понял, что слишком сильно привык к миру полного погружения, отчего текущую, во всех смыслах аномальную ситуацию, воспринимает вероятно, как некую новую "игру". Однако паники не вышло: прагматичный разум резонно сообщил, что, если уж панической истерики не случилось до этого, нечего впадать в неё и сейчас, да и момент вроде как важный.
— 2056 год, — прервав новую порцию молчания, произнёс Виктор.
Гена присвистнул, Хмурый буркнул что-то нечленораздельное и вроде даже матерное, Машенька закинула в рот последнюю печенюшку.
Док произнёс:
— Да ты у нас гость из будущего…
— Ага, как Алиса Селезнёвая, — дополнил Гена.
— Что за Алиса? — спросил Виктор.
— Э… Неужели настолько хреновое будущее? Ты хоть Пушкина знаешь? — возмутился Гена.
— Это тот, который лампочки выкручивает? — нашёл в себе силы пошутить Виктор.
— Ага, именно он, — закивал Гена.
— Так, ладно, — прервал отступление Док, — к делу, — строго продолжил он. — Я военный хирург, умер во время разгрома Квантунской оккупационной армии в 1945 году. Геннадий — 1984 год, ЧП на производстве. Наш хмурый товарищ на данную тему не распространяется, но иногда мы накатываем по сто грамм с горя… В общем, из его бормотания следует, что Хмурый браконьер и помер он по пьяни, накормив своим распухшим трупом пиявок году так в 1991.
Закончив говорить, мужчина вопросительно уставился на Виктора, ожидая какой-то реакции.
Молодой человек флегматично тупил, возможно всё ещё не веря в реальность происходящего, а возможно просто приняв всё как есть. В девятнадцать лет к изменениям привыкать проще чем в сорок.
— А Маша? — вопросительно кивнул он на девушку.
— Крепкий, однако, орешек, — хмыкнул на это круглолицый Гена. — Я вот сутки волосы на голове рвал… — скривился он.
— С Машей непонятно, не в себе она слегка, — взялся отвечать Док. — Но нам ясно одно, она, Виктор, крепостная…
Молодой человек подвис, пытаясь вспомнить в каком году отменили крепостное право, но не вспомнил.
Тем временем Гена, который видать был большим весельчаком, так как периодически улыбался словно кот, вспоминающий весеннюю ночь, снял с кирпичей закипевший чайник и принялся разливать чай по металлическим кружкам, в которые Док чуть ранее засыпал заварки. Виктор, понимая, что не только можно, но и нужно, взял упаковку галет, распаковал и принялся грызть пресное на вкус печенье.
Док на это вздохнул и требовательно посмотрел на Хмурого.
— А что сразу я? — буркну тот.
— Давай, давай, заглаживай вину перед парнем, — строго произнёс мужчина.
Хмурый, который был не сильно ниже стройного Дока и где-то вдвое шире того в плечах, по мнению молодого человека вполне мог взбрыкнуть и послать всех на три известные буквы. Но не взбрыкнул, а молча встал и вышел из комнаты.
— А сколько вы здесь по времени? — съев пол пачки галет, спросил Виктор.
— А вот здесь главная заковырка, — поправив очки в тонкой металлической оправе, продолжил обстоятельный Док. — Хмурый здесь восемь или девять месяцев, он появился первым. Далее я, примерно четыре месяца назад. Видимо кто-то решил поберечь мою психику, так как Гена и Машенька появились почти одновременно, примерно через неделю после меня.