Где-то внутри чего-то зацарапало, заныло… Нет, не с Лизой.
«Похоже… Рыженькую я потерял. Ну не мудак, а? И чего я смог бы сделать? Она, было похоже – сама «повелась» на этого летчика-налетчика. Бороться за женщину? Дело, в общем-то, так себе… Если женщина сама не хочет с тобой оставаться – хрен ты ее удержишь! Ни драки с соперником, ни подарки, ни нежности – не помогут. Она уже засомневалась в тебе, и в своем месте рядом с тобой. А значит – уйдет. Не сейчас, так чуть позже, с другим. Так что – отпускай, не унижайся ни сам, ни ее не унижай своей слабостью, ее жалостью. Враньем, нытьем… На хрен!».
Вариант выпал – самый достойный! Он был у Фатьмы. Принюхался сначала, не открывая глаз – знакомо! Запах женщины, запах дома, запах вкусной еды. Кто еще это может быть? Только его самая лучшая женщина – немногословная, заботливая, нежная, страстная… Чуть шевельнулся воздух, и слабо запахло маслами, теми – которые он ей и подарил.
- Не притворяйся! Я же вижу, что ты проснулся, - голос не злой, а такой… с некоей долькой участия.
- Фатя!
- М-м-м?
- Скажи мне – я свинья?
Женщина негромко засмеялась.
- Да нет, не свинья. Хотя… набрался ты вчера изрядно.
- Сам не понимаю, что такое… Зачем? И главное – нахуя? Как-то все сплелось – и усталость, и нервы…
- И бабы… - продолжила Фатьма.
«Все-таки ее участие имеет границы! Нет в природе совершенства, и нет в женщинах идеала! Но она – хотя бы максимально приблизилась к нему!» - нашел оправдание подруге Косов.
- И бабы… а что – бабы? Что с ними не так? – по-прежнему не открывая глаз, спросил Косов.
- Не знаю, тебе – виднее. Как мне представляется – как-то много их у тебя стало. Вот и не можешь разобраться, как быть.
- М-да… восточная женщина – мудрая женщина! – прошептал Косов.
- Не подлизывайся. Открывай глаза, вот… лечить тебя буду!
Иван открыл глаза.
Фатьма стояла перед ним в том недлинном халатике, который он ей подарил. Полы – чуть ниже середины бедра. Стройные смуглые ножки. Поясок подчеркивает тонкую талию. Низкий запАх приоткрывает полную грудь.
«И прическа сделана! Ух, какая женщина!».
— Вот… я тут красного вина развела, с приправами. Выпей, станет легче. Потом – кушать будешь. Я хаш приготовила.
Косов сглотнул слюну – «Хаш!».
- Хаш… это же не Ваше блюдо?
- Ну и что? Если оно вкусное, и в таком деле помогает. Почему нет?
Глиняная кружка прохладная, тяжелая такая… Полная. Вино красное, полусухое, чуть разбавлено, слабенькое – чтобы сразу не «окосеть» «на старые дрожжи».
«Ох же ж! Ну ведь не может быть так хорошо? Как оно… вниз-то упало! И горло, и рот царапать сразу перестало. Смочило винцо! И в животе приятно стало, чуть успокоились там… каки всякие! И голова… вроде чуть полегчала! Кудесница же, эта женщина, разве нет?».
Он чуть прислушался к себе, прикрыв глаза. Потом посмотрел на женщину:
- Ты прости меня, красавица. Иногда веду себя… как свинья.
Она мотнула головой:
— Вот еще! Ничего не как свинья. У тебя был трудный период, он закончился. Ты и расслабился. Бывает!
«Так… я уже говорил, что эту женщину мне послал Аллах за неведомые заслуги? Говорил, да? И не устану повторять!».
- Вставай! Умоешься, потом поешь. Немного. Потом в баню тебя поведу, парить буду.
- А в бане…
Она засмеялась:
- Потом. Не в бане, а когда лучше себя почувствуешь.
- А вчера я…
Фатьма погладила его по голове, нежно так…
- Вчера… ох… вчера ты пытался… Но не смог. Ласкал меня… а потом уснул.
«Бля… стыдно-то как!».
Иван, отфыркиваясь, умылся. Тщательно почистил зубы. Попытался принюхаться к себе:
«Воняет, поди, от меня… Как от того козла!».
Он сидел за столом, жадно глотал горячий, острый и такой классный хаш. Оживал буквально на глазах.
- Давай еще немного вина налью, да? – спросила его подруга.
- Только разбавь, как ты сделала…
В бане было… Хорошо! Отстегала Фатьма его изрядно. Даже как бы – не в отместку за все его… проделки. И это тоже было – хорошо! Но сама ни раздеваться, ни мыться не стала. Хотя и халатик ее намок, облепил тело.
- Я уже с утра вымылась, пока ты спал, а я баню топила. Говорю же – не понимаю я Вас, русских. В такой жаре себя веником хлестать…