У низкой гравитации немало минусов. Почти нет сцепления с опорой, ноги разъезжаются. Пришлось на собственной шкуре испытать то, что я раньше знал только умом: вес уменьшается, но масса и инерция остаются. Чтобы сменить направление, даже при ходьбе, надо крениться, как на мотогонках, но, если нет трения (а у моих носков на гладком полу его не было), ноги выскальзывают из-под тела.
Падать при одной шестой g не больно, но Чибис хихикала. Я уселся и сказал:
– Смейся, смейся, интеллектуалка. Хорошо тебе, в кроссовках-то.
– Извини. Ты так забавно парил и хватался за воздух – точно в замедленном кино.
– Очень забавно, не сомневаюсь.
– Я же извинилась. Слушай, возьми мои кроссовки.
Я смерил глазами наши ноги и хмыкнул:
– Спасибо, конечно!
– Ну… можешь распороть задники или еще что-нибудь придумать. Мне и босиком нормально. Мне всегда нормально. А где твоя обувь, Кип?
– Да рядышком, четверть миллиона миль отсюда – если только мы вышли на нужной остановке.
– А-а-а… Ну, здесь она тебе не особенно нужна.
– Ага. – Я покусал губу, обдумывая это «здесь» и больше не интересуясь играми с гравитацией. – Чибис? Что будем делать?
– Ты о чем?
– О нем.
– Да ничего. Что мы можем?
– Ну а чем тогда заняться?
– Спи.
– Что-о?!
– Спи… «Невинный сон, сон, сматывающий клубок забот»[5]. «О нежный сон! Природы исцелитель!»[6] «Дай бог здоровья тому, кто придумал сон: ведь это плащ, который прикрывает все человеческие помыслы»[7].
– Хватит выпендриваться! Говори толком!
– Я и говорю толком. Сейчас мы беспомощны, как золотые рыбки в аквариуме. Просто хотим выжить. А первый принцип выживания – не застревать на том, что от тебя не зависит, и сосредоточиться на том, что можно сделать. Я хочу есть и пить, неважно себя чувствую, очень устала… и все, что могу в этой ситуации, – лечь спать. Так что, если окажешь любезность и помолчишь, я именно этим и займусь.
– Намек понял. Не надо на меня рычать.
– Извини. Когда устаю, я становлюсь злой как собака. И папа говорит, что до завтрака ко мне подходить опасно. – Она свернулась калачиком и подложила растрепанную тряпичную куклу под щеку. – Спокойной ночи, Кип.
– Спокойной ночи, Чибис.
Тут мне кое-что еще пришло в голову, я заикнулся было… и увидел, что она уже спит. Ее дыхание стихло, лицо разгладилось и больше не казалось настороженным и чересчур серьезным. Верхняя губа оттопырилась совершенно по-детски, и девочка стала похожа на чумазого херувима. На щеках остались полоски высохших слез. А ведь я не заметил, когда она плакала.
Кип, сказал я себе, ты влезаешь в скверную историю; это намного хуже, чем притащить домой брошенного щенка или котенка.
Я обязан позаботиться о ней… или погибнуть в попытке.
Может, так и получится. В смысле, погибнуть. Я и о себе-то никогда не мог позаботиться как следует.
Я зевнул, потом еще раз. У креветки ума побольше, чем у меня. Я измотался, как никогда, хотел есть и пить, и вообще мне было паршиво. Уже собрался побарабанить в дверную панель и вызвать Толстого или Тощего. Но… разбужу Чибис, да и Лиловый сочтет это сопротивлением.
Я вспомнил, как дома часто дремал на ковре в гостиной. Оказалось, что и здесь на жестком полу можно очень удобно устроиться; одна шестая земного притяжения – это матрас лучше всякого поролона. Взбалмошной принцессе из сказки Андерсена было бы не на что пожаловаться.
Заснул я мигом.
Снилась мне невероятнейшая космическая опера. Кишели драконы, прекрасные девы с Арктура, рыцари в сверкающих скафандрах; действие перемещалось из дворца короля Артура на дно Мертвого моря Барсума[8].
И все бы ничего, вот только у герольда-распорядителя было лицо лилового пришельца и голос Туза Квиггла. Он высовывался из экрана и шевелил червеобразными ресничками.
– Победит ли Беовульф дракона? Вернется ли Тристан к Изольде? Найдет ли Чибис свою куклу? Включайте наш канал завтра вечером, а пока просыпайтесь и бегите в ближайшую аптеку, чтобы купить наждачную бумагу «Звездный путь», лучшее средство для чистки рыцарских доспехов. Подъем!
Он высунул щупальце из экрана и схватил меня за плечо.
Я проснулся.
– Подъем! – трясла меня за плечо Чибис. – Пожалуйста, проснись, Кип.
– Отстань!..
– У тебя был кошмар.