Кроме того, Чибис сказала «Я помню» вместо «Хорошо, Кип, я так и сделаю». Оговорка? Они случались, только когда были ей нужны. Между «вас понял» и «разрешите исполнять» разница огромная.
И, кроме того, сама моя затея – отыскать тело Мамми – была дурацкой. Как только доставлю его внутрь, оно начнет портиться. Было бы лучше оставить его в естественном морозильнике.
Но эта мысль была невыносима. Там лютая стужа, а Мамми была такой милой и теплой… такой жизнерадостной. Я должен принести ее туда, где она согреется.
Если эмоции начинают толкать на заведомо глупые поступки, это тревожный сигнал.
Что еще хуже, я не оценивал свои действия. Это из-за спешки, ведь Мамми хотела включить маяк раньше определенного момента, до которого осталось мало времени, может минут десять. Задачу-то я выполню, но какой в том прок? Допустим, ее родная звезда совсем рядом – например, Проксима Центавра, – а черверотые прилетели откуда-то издалека. Даже если маяк заработает, сигнал бедствия дойдет до ее соплеменников лишь через четыре года!
Может, для Мамми это нормально. Похоже, она из народа долгожителей и ей ничего не стоит прождать спасателей несколько лет. Но мы с Чибис так не можем. Пока это сообщение со скоростью света доползет до Проксимы Центавра, мы умрем. Я обрадовался, увидев Чибис, но я знал, что́ нас ждет. Смерть. Через несколько дней или недель, от силы месяцев, закончится воздух, или вода, или пища. Либо прилетит корабль черверотых, и тогда, если повезет, мы погибнем в отчаянной битве.
Как ни крути, запуск маяка – всего лишь «исполнение последней воли покинувших нас», как говорят на похоронах. Сентиментальная глупость.
Внешняя дверь начала открываться. Аве, Мамми! Идущие на смерть…
Снаружи стоял холод, лютый холод, хотя на ветер я еще не вышел. Светились панели, и было видно, что в туннеле все вверх дном. Два десятка панелей-ступеней были порваны, как барабанные перепонки. Я подивился – бомбу, наделавшую столько бед, собрали из деталей, унесенных в кармашке. От взрыва у меня лязгали зубы, хоть я и был заточен в нескольких сотнях футов отсюда, в скале.
Первые десять панелей сброшены вовнутрь. Неужели Мамми взорвала бомбу в середине туннеля? От такого взрыва она сама унеслась бы, как перышко! Скорее всего, подложила бомбу, вернулась и активировала ее – а потом вышла через шлюз, как я. Других объяснений я не находил.
С каждым шагом становилось холоднее. Ноги еще не очень замерзли, неуклюжие бахилы делали свое дело. Черверотые знали толк в изоляции.
Оскар, отопление включил?
На всю катушку, парень. Ну и погодка нынче!
Это ты мне говоришь!
Сразу за самой последней сорванной панелью я нашел Мамми.
Она упала ничком, как будто шла-шла и выбилась из сил. Руки были вытянуты вперед, а на полу перед крошечными пальчиками лежала круглая коробочка размером с пудреницу.
Лицо было спокойно, а глаза открыты, только затянуты мигательной перепонкой, как тогда, на пастбище за моим домом, при первой нашей встрече, случившейся несколько дней, или недель, или тысячелетий назад. Но тогда она была ранена, это бросалось в глаза; теперь же я едва ли не ожидал, что она моргнет и пропоет приветствие.
Я дотронулся до нее.
Она была тверда как лед и гораздо холоднее льда.
Я моргнул, смахивая слезы, и не стал терять ни секунды. Она хотела, чтобы эту коробочку поместили в сотне ярдов отсюда и повернули рычажок – и на это оставалось шесть или семь минут. Я подобрал коробочку.
Хорошо, Мамми! Я иду!
Двигай, парень!
Спасибо, милый Кип…
В привидения я не верю. Просто я столько раз слышал, как Мамми выпевает слова благодарности, что теперь эта мелодия слабым эхом прозвучала у меня в голове.
Через несколько футов, у выхода, я остановился. На меня обрушился ветер, такой свирепый, что смертельная стужа туннеля показалась летней прохладой. Я закрыл глаза, отсчитал тридцать секунд, чтобы привыкнуть к свету звезд, нащупал наклонную подпорку с наветренной стороны туннеля, которая крепила эстакаду к горе, и привязал страховочную веревку. Я знал, что снаружи ночь, и ожидал, что дорога будет выглядеть черной полосой на фоне белого «снега», блестящего под яркими звездами. На таком ураганном ветру необходимо видеть края дорожки, а для этого придется освещать ее фарой шлема, то есть поворачивать голову вместе с туловищем из стороны в сторону. Это не только отнимет время – можно потерять равновесие и сорваться.