Она внимательно рассматривала меня:
– Ты как, в порядке?
– Я? Конечно! А что?
– Давай помогу пройти внутрь.
Я не понял, зачем мне помогать, но она уже взялась за дело, и, оказалось, не зря. Чибис усадила меня на пол рядом с дверью, спиной к стене – я не хотел ложиться.
– Кип, ох и натерпелась же я страху!
– Почему? – Я не мог сообразить, отчего она так разволновалась.
Разве Мамми не сказала ей, что мы справились?
– Ну, потому что… не нужно было отпускать тебя наружу.
– Но ведь необходимо было установить маяк.
– И… ты установил?
– Конечно. Мамми обрадовалась.
– Я уверена, что она бы обрадовалась, – скорбно произнесла Чибис.
– Но она в самом деле обрадовалась.
– Хочешь снять скафандр? Тебе помочь?
– Хм… Нет, пока не стоит. Принеси попить.
– Сейчас!
Она вернулась с водой. Оказалось, вовсе не так уж и сильно хотелось пить. Меня мутило. Она всмотрелась и сказала:
– Не возражаешь, если я ненадолго уйду? Ты сейчас как?
– Да ничего. – Мне было плохо, болело все, что способно болеть, но тут она ничем не могла помочь.
– Скоро вернусь. – Чибис начала пристегивать шлем, и я с вялым любопытством отметил, что она в своем скафандре, – раньше почему-то казалось, что это скафандр Тима.
Чибис направилась к шлюзу, и я понял, что она затеяла. Хотел сказать ей, что Мамми лучше не приносить сюда, потому что здесь она будет… она будет… Даже мысленно я не смел произнести слово «разлагаться».
Но Чибис уже ушла.
Думаю, она отсутствовала минут пять, не больше. Я сидел с закрытыми глазами, в какой-то прострации. Заметил только, как открылась внутренняя дверь. Через порог перешагнула девочка, неся в руках негнущуюся, точно полено, Мамми.
Чибис положила Мамми на пол, придав ей ту же позу, в какой я видел ее в последний раз, потом отстегнула шлем и заплакала.
Я не мог подняться. Ноги разламывались от боли. И руки тоже.
– Чибис… пожалуйста, солнышко, не надо. Это ведь не поможет.
Она подняла голову:
– Все. Больше не буду плакать.
И она больше не плакала.
Так мы сидели очень долго. Чибис опять предложила мне вылезти из скафандра, но, когда я с ее помощью попытался это сделать, стало так больно, особенно ногам и рукам, что я попросил ее прекратить. Она встревожилась:
– Кип… боюсь, что ты обморозился.
– Может быть. Но сейчас с этим ничего не поделаешь. – Я поморщился и сменил тему. – Где ты нашла свой скафандр?
– О-о-о!.. – На ее лице промелькнула злость, сменившаяся улыбкой. – Нипочем не угадаешь. Внутри скафандра Джока.
– Да уж. Прямо «Похищенное письмо»[16].
– Что?
– Ничего. Не знал, что у старины Лилового было чувство юмора.
Вскоре после этого мы ощутили еще одно сотрясение, очень мощное – аж вздыбился пол. Будь там люстры, они бы задрожали. Чибис взвизгнула.
– Ох! Почти такой же силы, как последнее.
– Намного сильнее, пожалуй. То было совсем слабое.
– Нет, я имею в виду другое – когда ты был снаружи.
– А разве тогда трясло?
– Неужели не почувствовал?
– Нет. – Я напряг память. – Может, когда я свалился на «снег»?
– Ты падал на «снег»? Кип!
– Обошлось. Оскар меня выручил.
База снова содрогнулась. Все бы ничего, только тело опять взорвалось болью. Затуманенное сознание прояснилось настолько, что я спохватился: а ведь можно не мучиться.
Так… в аптечке справа таблетки, а кодеин чуть дальше…
– Чибис! Не принесешь еще воды?
– Конечно!
– Я хочу принять кодеин, но от него могу заснуть. Ты не возражаешь?
– Если сможешь, поспи. Сон тебе не повредит.
– Я тоже так думаю. Который час?
Когда она ответила, я не поверил.
– Хочешь сказать, прошло больше двенадцати часов?
– С какого времени?
– С начала всего этого.
– Не понимаю, Кип. – Она уставилась на часы. – Прошло ровно полтора часа с тех пор, как я тебя нашла, и почти два часа с того момента, как Мамми взорвала свои бомбы.
В это я тоже не мог поверить. Но Чибис настаивала на своей правоте.
От кодеина мне сильно полегчало, я уже начал задремывать, когда Чибис сказала:
– Кип, ты не чувствуешь запаха?
Я принюхался:
– Похоже на спички.
– Вот именно. И давление вроде падает. Кип… наверное, лучше закрыть твой шлем – раз ты собираешься спать.
– Хорошо. Ты свой тоже закроешь?
– Да. Похоже, этот отсек не герметичный.
– Похоже.
После всех этих взрывов и землетрясений отсек и не мог остаться герметичным. Но я настолько выдохся и вдобавок сомлел от кодеина, что даже не обеспокоился. Сейчас или через месяц – какая разница? Сказала же Мамми, что все нормально.