— Ты не боишься забеременеть? — спросил Валера.
— А ты боишься этого?! — парировала она.
— Нет… Но пока, может быть, ещё рано? Ведь мы ещё не поженились…
— А ты готов на мне жениться?
— Да! Я люблю тебя, Вика!
— Правда?
Она не ожидала такой лёгкой победы и задумалась. Васька вовсе не был намерен жениться на ней. Он даже не ухаживал за нею, как Валера. Она сама прибегала к нему. И сейчас она задумалась, будет ли она и дальше, после замужества жить этой раздвоенной жизнью или сумеет порвать с Васькой. Она знала, что иначе не стоило выходить замуж за Валерку.
"Разве лишь повидаться с Васькой ещё раз?.."
При этой мысли, будто через всё её нутро прошёл сладкий электрический ток. Почти физически она ощутила Васькино тело, его сильные ловкие руки, которые обладали каким-то собственным знанием…
— Что с тобой, Вика? — спросил Валера, возвращая её к действительности.
Она вздрогнула. Резко поднялась.
— Поехали домой! Я хочу домой!
Всё решилось в один из последовавших дней. Васька сильно напился и заставил свою любовницу перейти в сексе "пределы её моральной допустимости".
— Я больше к тебе не приду! — крикнула она, радуясь, что нашла повод.
— Посмотрим… — промычал пьяный.
И она действительно больше не пришла.
И тогда Васька привёл свою угрозу в исполнение. Валера бросился на него с кулаками, но сам оказался избитым. Не удовлетворившись этим, хулиган облил растворителем для краски лифт в подъезде Вики и поджёг. Лифт сгорел. Но легче никому не стало. Последовало объяснение. Вика плакала, умоляла Валеру простить её, обвиняла во всём Ваську. И вот, не зная, что делать, Валера пришёл к Сашке за советом…
— Что я могу тебе сказать… — начал Саша после продолжительного молчания. — Я не могу тебе сказать: женись. И я не могу сказать: не женись… — И сам подумал: "Кто я такой, чтобы решать за него? Премудрый Соломон? У самого — неразделённая любовь, то одна, то другая, то третья… Не отвечать же парню словами Сократа: "Как бы ни поступил, всё равно будешь раскаиваться!"
— Представь себе, Валерка, продолжал он, — Что я посоветую тебе жениться… Ты последуешь моему совету и потом окажешься несчастлив… И тогда однажды скажешь: "Во всём виноват Сашка. Если бы он не посоветовал так, то я бы не женился." И наоборот: положим, что ты не женишься по моему совету, а потом будешь жалеть…
Валера молчал и слушал.
— Дело совсем не во мне! — Саша пригубил вина, поставил бокал на стол. — Бог со мной! Пусть я буду виноват! Я сейчас не стараюсь остаться в стороне и не потому говорю тебе, что не хочу дать тебе совета, что, будто, боюсь, что ты меня потом обвинишь… Дело в твоём счастье… В твоей судьбе… В судьбе твоей девушки… И решать свою судьбу ты должен сам. Ты сам должен придти к решению. Это трудно. Я понимаю. Но я не советовал бы тебе слушать никого, даже самых близких тебе людей. Ты должен найти ответ в своём собственном сердце. Задумайся и проверь своё чувство. Если ты любишь её и если ты ей веришь — а только настоящая любовь может тебе подсказать верный ответ — тогда женись. Если же ты чувствуешь, что в тебе нет к ней любви, что ты не сможешь простить случившееся, то жениться не надо. Но решить это можешь только ты сам…
Вспоминая свой разговор с Валеркой, Саша пожалел, что в то время он не был знаком с мыслями Николая Бердяева. А если бы было так, то он сказал бы ему: конечно о том, что легче переложить ответственность на кого-нибудь другого. Но легче — вовсе не значит правильно. Это — твоя свобода. Свобода выбора. Не путай свободу с облегчением. Настоящая свобода — совсем не лёгкая вещь. Свобода — это ответственность. И не пытайся её переложить на чужие плечи. Иначе будет только хуже. Иначе будет не свобода, а безвольное рабство…
А тогда… Не найдя лучших слов для Валеры, Саша замолчал. Друзья долго сидели в тишине. Валера больше не притрагивался к своему бокалу, что-то обдумывая.
Саша хотел было посоветовать, чтобы он попробовал молиться, но не сделал этого. Чувствуя, что разочаровал товарища в его ожиданиях, он лишь предложил:
— Я знаю одного замечательного священника, который, возможно, что-нибудь посоветует… Если хочешь, я договорюсь с ним о встрече.
— Нет, Сашк, — вдруг прервал молчание Валера. — Я пойду… — Он поднялся. — Спасибо тебе…
— Что, ты? — Саша тоже поднялся. — Я ведь ничего тебе не посоветовал… Ты подожди… Посидим ещё… Допьём вино…
— Нет… Я пойду… Вот… Правда, ещё… Это — паспорт… Того мужика… Васька отдал… Я не знаю, что мне с ним делать… Я, ведь, правда, не виноват… Я, ведь, поэтому к тебе ещё пришёл… Чтобы рассказать… Ты, ведь, верующий, говорят…
— Ты бы, Валера, в церковь лучше сходил. Ведь, я же — не священник. — Саша взял паспорт, не зная, зачем, повертел в руках.
— В церковь не хочу. Священник может донести… Да и не верю я… в Бога твоего…
— Что же мне-то делать с этим паспортом?
— Я не знаю… Только мне так было бы легче… Может, придумаешь что-нибудь…
— Что же ты его просто не выбросил, не сжёг?
— Я не знаю… Я и об этом хотел с тобой посоветоваться…
— Ладно, Валерка! Я отдам его матери. Она в магазине работает. Ей алкаши приносят свои паспорта под заклад, когда деньги занимают, а потом не приходят. У неё два чьих-то паспорта лежит. Она давно собиралась отнести их в милицию. Так я подложу и этот к ним.
— Спасибо, Сашка! — Валера вышел в коридор, стал сам открывать наружную дверь.
— Ты заходи, если что… — Саша последовал за ним. Валера ничего больше не сказал, растворившись в тёмном лестничном пролёте, где, по всей видимости, перегорела электрическая лампочка.
Саша вернулся в свою комнату. Вина оставалось с пол бутылки. Он наполнил свой бокал, выпил, сел на диван, задумался обо всём услышанном от своего бывшего одноклассника, раскрыл невзначай паспорт и увидел фотографию человека, показавшегося ему знакомым.
"Николай Иванович Круглов…" — прочёл он. — "Русский… Родился… 20 февраля 1905 года… Тульская область, Чернский район, деревня Бунаково…"
Через два месяца Валерка женился. Сашку на свою свадьбу не пригласил…
Показались вагоны на запасных путях. Рельсы разветвлялись, множились. Неподвижных поездов тоже становилось всё больше и больше. Поезд замедлил движение и, наконец, совсем замер. Пассажиры, вытерпевшие тяготу заточения, стремительно начали покидать вагон. И когда никого не осталось, Саша поднялся и, тяжело шагая, вышел на перрон…
А и зачем он, прежде чем отправиться в Каунас не испросил благословения у отца Алексея?! А теперь что-то надломилось внутри… И он чувствует какой-то гнёт, усталость — несмотря на то, что, кажется, нашёл место, где можно, как говорится, "преклонить голову"…
Неужели все женщины таковы?
И он решил больше не искать женщин и даже сторониться их, чтобы случайно не прилепиться сердцем к какой-нибудь, которая снова обманет его надежды…
"Нет", — думал он, наблюдая, как пассажиры спешат поскорее покинуть электричку, — "А ведь этот циник дворник — не может быть прав… Не все таковы… Проблема во мне самом… Я просто не подхожу тем, которые трепещут перед одолевающей силой самца… К сожалению, таких большинство…"
На перроне он снова оказался вместе с Никаноровым…
— Ты меня извини, Володя! — Саша зашагал с ним рядом. — Я спросил моих родителей насчёт фиктивного брака… Они категорически против… У нас вышел сильный скандал… Сказали что согласия на прописку не дадут. Мол, квартиру свою они добыли с большим трудом и тому подобное… Я табуретку даже пнул со злости. Нога до сих пор болит. Видишь — хромаю…
— Ну, что ж! — Никаноров, видимо не очень и надеялся на удачу. — Это не меняет наших с тобой отношений. Не стоило из-за этого ссориться с родителями-то…
В метро они расстались. Саше было по дороге с Еленой Александровной, женщиной, что говорила очень быстро. Всю дорогу она о чём-то беспрерывно рассказывала. За шумом поезда Саша, совсем потеряв нить разговора, лишь продолжал ей поддакивать и кивать. И так уже совсем не понимая её, он вышел на своей станции, а она, вдруг резко замолчав, уехала дальше одна…