Здесь не было намёка на тесноту условной столицы, тянущейся ввысь с крошечных островов — аллея проходила через лесопарковую зону, в воздухе пахло землёй и листьями. В наших городах пахло выхлопами, фастфудными забегаловками, солоноватыми йодистыми нотками моря. Я чихнула с непривычки. Небо, мне плохо — поднесите меня к выхлопной трубе.
— Деревьев так много, — зачем-то констатировала Линви подозрительно спокойным тоном.
Я повернулась к ней — в глазах подруги отражалось только зеленоватое сияние. Осмысленность там себя не являла.
— У ваших всегда так? — поинтересовался советник.
— Не у всех, — неохотно пояснила я. За тормознутое человечество было стыдно. — Лёгкий шок. Тело не может понять и принять, почему оно ещё мгновение назад пребывало в одной координатной точке, а теперь вдруг оказалось чёрти где. А Лин ещё салага в таких вещах, — я пощёлкала пальцами перед её носом и сочувственно спросила: — И тебя к выхлопной трубе?
— Что? — рассеянно отозвалась Лин.
— Ну вот. Всё в норме.
Мы не спеша пошли по дорожке. Я понадеялась на то, что её мостили довольно ровно, поэтому задрала голову и загляделась на небо — оно не полыхало привычным резким заревом, хотя над городом, в сторону которого мы направлялись, конечно, было чуть светлее. Я не знаток карты звёздного неба — не так часто выдаются бессонные ночи, когда я мирно курю на балконе, созерцая никогда не засыпающий центр столицы, да и не видно в нашем небе звёзд. Поэтому навскидку я не смогла бы определить, другой тут рисунок созвездий или нет: в соответствии с современной теорией вероятностей, старушка Земля в компании всей Солнечной Системы в разных планах путешествует по разным траекториям.
— Морру, глянь! — Линви, окончательно излечившись от зомбоватости, пихнула меня локтем в бок.
Серая тропка разлилась в небольшое озерцо круглой площади, мелкие камешки захрустели под ногами. Воздух пронизывало мягкое жемчужное сияние — из центра площади вырастали, врезаясь в вечернее небо, два исполинских металлических клыка и, изогнувшись, почти сходились остриями в высшей точке. Их поверхность покрывала небесно-голубая с золотыми росчерками эмаль. Свет же шёл от полупрозрачной плёнки между колоннами, она шла рябью и переливалась радужными разводами. Я бросила рюкзак на землю, мелкими осторожными шажками приблизилась к арке и обернулась к своим спутникам:
— Для чего это… м-м… изваяние?
— Зеркало Цитадели, — ответил советник, подходя ближе. — Выражаясь фигурально — сердце города, практически — индикатор.
«Аккуратно, Морру, аккуратно — он слышит даже то, о чём ты только собираешься подумать». Я недоумённо изогнула бровь и рискнула заметить:
— Какое оригинальное решение для датчика состояния… электростанции?
Мельтек положил руку на гладкую поверхность колонны, я, помедлив, последовала его примеру. Тёплая… вероятно, внутри колонны полые, а индикатором, наверняка, служит яркость свечения… что же это такое? Я ткнула в радужное марево пальцем (клятое любопытство) — побежали круги — и обернулась к мужчине. В тёмных глазах советника плескалось белёсое сияние.
— Станции? — мягко переспросил он. — В некотором роде… Вижу, Морруэнэ, вам не терпится разобрать Зеркало на части, — это тоже мягко, но слегка насмешливо.
Я проглотила насмешку и провела ладонью по небесной глазури — золотые росчерки складывались в клинописные знаки и были шершавыми на ощупь.
— Вряд ли это возможно подручными средствами. Оно излучает?
— Излучает.
Я с подозрением покосилась на свою ладонь, которая уже успела искупаться в белом свечении.
— Формальная церемония при принятии в город состоит в том, чтобы пройти под аркой. Это безопасно, — пояснил советник.
— Как на таможне, — заметила Линви.
А это мысль.
Станция, станция… Биовампиризм — плата за вход в город? Бред и метафизика. А идея насчёт приёма в базу данных… Пусть каким-то образом берётся слепок индивидуального магнитного поля и ставится что-то вроде штампа о прописке на том же магнитном поле (если учесть, что от паспортов у них отказались). Это последнее предположение показалось мне наиболее разумным, и я высказалась:
— Это как знак о том, что ты живёшь в данном городе? Знак прямо на… — я щёлкнула пальцами, попыталась настроить голосовые связки и гортанным тоном выдала: —… тшасс’аарб?
Их язык так и не удалось восстановить ни одному из наших лингвистов — Наставники, пришедшие через Старые Пути класса «эпсилон», ничему не учили нас. Лично мне была известна только фраза ритуального приветствия, которую я всё равно не смогу правильно затранскрибировать и потому опускаю. Элоиз переводила её как «Твоё сияние не замутнено». Меня вдруг посетила мысль о том, что лингвистам надо пытать вовсе не Наставников, а, например, высшее руководство «Олдвэя».