В полном составе нелюди не собрались — Аме не было. Илар даже соизволил поздороваться, правда, с таким видом, будто желал мне быстрее свести близкое знакомство с Бездной, но он всегда так меня приветствовал, а Нилас ободряюще подмигнул — мол, «давно уже смирились с твоим существованием, не боись». Оба нелюдя сегодня были одеты гораздо более мажорски, чем обычно — в чёрно-серебряную форму, сходную с одеяниями Властвующего на скульптурном изображении богов Гваейт Умбала, и маски, хотя стеклянные забрала и были подняты.
Зеркало светилось ровно, но едва заметно.
— Чего ждём? — нетерпеливо спросила Линви.
Мы пришли на площадь уже с полчаса как, а нелюди нам ничего не объяснили, тихо переговариваясь между собой.
— Чего-то ждём, — эхом повторил Илар.
Очередной порыв ветра взметнул опавшие листья, взъерошил волосы. Радужная поверхность Зеркала прогнулась пузырём под напором ветра, лопнула и облепила светящейся пеленой металлические колонны. Они вспыхнули чистым белым сиянием, по яркости сравнимым с магниевой вспышкой и погасшим так же быстро. Цвиэски зашипела, острыми коготками впилась мне в шею, я чертыхнулась и зажмурилась, сердце на мгновение сжало тревожное тоскливое предчувствие.
Илар и Нилас переглянулись. Представление, по-видимому, закончилось.
— Ну, мы пойдём? — Лин цапнула Ниласа под локоть.
Несчастный уже не сопротивлялся. Сопротивляться было поздно.
Я скорчила крайне неодобрительную рожу, подсознательно ожидая, что Илар тоже будет возмущён тем фактом, что его коллега в который раз удачно откосил от работы, но он только спросил что-то у Ниласа (ну, интонации точно были вопросительные), на что Нэире'Лаисс ответил короткой фразой.
Вот предатели! Аме сейчас наверняка с этим своим аэлвом (взглянуть бы хоть на него, интересно же), Линви пудрит мозги наивному аборигену, а я (о, как тяжёл мой крест!)… я мрачно уставилась на Илара:
— И что здесь происходит?
— Пойдём, увидишь, — равнодушно бросил он.
Мы немного прошли молча, но потом я всё-таки не выдержала:
— Что ты сказал Ниласу?
— Что два лучших подарка человеческой самке на эпсилоне — цветы и жизнь. Я спросил, что именно ждёт Линвиль, а он ответил: «и то, и другое».
— И что это значит? Кроме того, что вы тут махровые шовинисты, конечно, — проворчала я, закатывая глаза.
— То, что жизнь Линвиль находится под личной ответственностью Ниласа. Смелое решение, но я бы так делать не стал.
Что ни говори, а Лин умела удобно устраиваться где угодно и даром время не терять.
— Ну, ты-то у нас, конечно, выше таких вещей, — я продолжала брюзжать.
Три недели! Три недели я хожу за ним в нелепой надежде на то, что он, наконец, перестанет корчить из себя видиста и предложит перепихнуться. Триада, да вся бухгалтерия только и болтает, что уж на эпсилоне вечерок в одиночестве коротать не придётся — у них женщин всего тридцать пять процентов, поэтому чуть ли не половина их мужиков не против ступить на скользкую дорожку межвидовых извращений. Может, у него уже есть бронзовокожая острозубая богиня, и его не интересуют межвидовые извращения? Или нужно быть откровенней в своих намерениях, я уже прям не знаю…
— Я вот уверена, что на тебя клюют всякие семнадцатилетние барышни, которые томными голосами спрашивают, откуда такие шрамы.
Илар только хмыкнул.
Я прокашлялась:
— А, вообще, откуда?
— Несчастный случай.
Первое, что уяснили люди, столкнувшись с Каиновым племенем, — этих тварей очень тяжело убить. Болевой порог Наставника выше человеческого, и, даже при ранении, от которого человек свалится от болевого шока, твари с эпсилона, уж будьте уверены, хватит времени до вас добраться. Я скептически приподняла бровь и уточнила:
— И для кого этот случай явился несчастным?
— Тебе тоже семнадцать?
Я поперхнулась, обиженно насупилась и замолчала, занявшись созерцанием городского пейзажа. В этом районе города я ещё не была — местность постепенно понижалась. Воздух в низине казался промозглым и тяжёлым, стылыми парами оседал в лёгких. Сердце молотом стучало в висках, гортань горела от холода.
— Илар, я за тобой не успеваю.
Итаэ’Элар покосился на меня и послушно подстроился под мой шаг.
Последний ряд жилой застройки закончился, окна домов квартала выходили на огромный амфитеатр. Пять широких террас, выложенных белокаменными плитами, рассекали три лестницы, спускавшиеся к пустынной площади и воротам. На краю террас, высотой метра полтора каждая, на равных промежутках были установлены крупные друзы кристаллов энергонакопителей. Если верить карте, непрерывная городская стена размыкалась единственно напротив этих террас — пятиметровые каменные створки были распахнуты настежь, и в развёрстый зев портала втекала, бурля и клубясь, какая-то мутно-белёсая масса.