— Мне понравилась форма выражения мысли.
Я закрыла глаза. Сил наблюдать творящееся безобразие больше не было.
— Мор, ты меня слышишь?
Я приоткрыла один глаз и слабо дёрнула пальцами, ощутив на руке тепло его ладони. Нелюдь убрал руку.
— Кстати, ненавижу цветы, — заявила я.
— Тогда жизнь? Идём, — он уверенно взял меня за руку.
— Дадут мне сегодня сдохнуть спокойно?
Мы стали спускаться по одной из лестниц на дно амфитеатра, образованного террасами.
— Обойдёшься, — огрызнулся Илар. — Шевелись, я тебя тащить не буду.
Вот скотина! От злости я даже забыла о дикой слабости в ватных ногах.
— У меня сейчас вся жизнь перед глазами проходит, знаешь ли.
— Интересно?
— Очень. Я как раз нахожусь на очень поучительном моменте, когда мне было семнадцать, и мы праздновали поступление в институт. Триединый, как я тогда нажралась… — сокрушённо призналась я. — Куда мы идём?
Лестница закончилась, и нелюдь уверенно вёл меня через площадь прямо к воротам.
— В базе лежит индивидуальный слепок твоего магнитного поля, и Зеркало тянет с него слои энергии. Остановить систему невозможно, пока Шаэррат не уйдут или пока все источники не будут израсходованы. Единственный способ убрать твою тшасс’аарб из базы… — он кивнул на клубящийся в нескольких шагах от нас туман и сказал: — Вперёд.
Я затормозила.
— Ни за что туда не пойду! — но тут земля или моё стремительно тающее энергетическое поле снова устроили мне подлянку.
Я пошатнулась. Впервые за много лет я чувствовала себя маленькой и беспомощной, и это ощущение было отвратительно. Илар схватил меня за плечи, повернув к себе лицом, и сказал:
— Пойдёшь.
28.
За воротами было сыро. Ветви деревьев неожиданно выныривали из клубов тумана, чтобы через мгновение снова раствориться в завихрениях белого густого марева. Похоже, Цитадель и вправду находилась в самой чаще леса, ничего похожего на дорогу не наблюдалось. Под ногами хлюпала грязь и уверенно превращавшиеся в неё опавшие листья. Впрочем, нелюдь двигался вполне уверенно и через несколько метров вывел меня к большому заросшему мхом валуну, на который я бессильно опустилась, сняв очки и спрятав лицо в ладонях. Илар сел на камень рядом со мной.
— Нас с детства учат бояться Шаэррат… и тумана, из которого они приходят, — тихо сказал он.
Я огляделась по сторонам — белёсая масса непрерывно меняла форму, перетекала, внутри неё что-то клокотало и жило своей невидимой жизнью. Тишина леса дышала и пульсировала в размеренном ритме — ко мне пришло запоздалое серьёзное сожаление о том, что Аме конфисковала мою пушку.
Нелюдь наклонился ко мне, указывая на что-то в тумане:
— Смотри, — прошептал он. Я вздрогнула от его тёплого дыхания на своей щеке и пригляделась к клубящемуся плотному покрывалу тумана.
Белое марево снова перетекло, вылепляя из своей массы голову невиданного зверя. Так облако, ещё несколько мгновений назад бывшее просто угрозой кислотного дождичка, вдруг превращается в идущий под парусами корабль или в летящего дракона. Туманное существо протяжно вздохнуло, раздув широкие ноздри и склонив увенчанную ветвистыми рогами голову, только что материализовавшиеся передние лапы с короткими крепкими когтями неслышно ступили на землю, оставив после себя вполне материальные следы.
— Мне тоже было страшно, пока я не понял, что они — воспоминания о том, что было когда-то. Тени. Они хотят, чтобы кто-нибудь позвал их, дал им возможность воплотиться, — продолжал Илар.
Не только презренному человеку важно было быть кому-то нужным. Призрачные создания появлялись, светя бледно-зелёными болотными огоньками глаз, шумно вздыхали, кружа недалёку от поляны и так же неторопливо исчезали в завихрениях белого марева. Цвиэски слезла с моего плеча, расправила чёрные перепончатые крылья и, кажется, стала больше.
Ей-богу, как будто мы сюда перекур пришли устроить. Кстати, о перекуре… тупая боль в висках поутихла, да и руки не так дрожали, как полчаса назад, поэтому я рискнула выщелкнуть из пачки сигаретку. Правда, не успела я затянуться пару раз в своё удовольствие, как Илар заявил, что «Бездной велено делиться», и сигарету у меня отобрал. Я философски пожала плечами и закурила новую. Что, мне, жалко, что ли, — в конце концов, шкуру он мне, похоже, всё-таки спас, хотя сам этому не особо радуется.
Я не забыла то ледяное безразличие, с которым он рассказывал о гнусной сделке, которую заключили между собой советники и Метрополия. Он ведь был доволен, говоря, что обо мне никто не позаботился. Гуманистические побуждения в причинах поступков Итаэ’Элара касательно меня не числились: это я поняла ещё тогда.