Огромные синие глаза — вряд ли это их настоящий цвет, вздёрнутый носик, тщательно запудренные веснушки. Да она моложе меня. Как такая кукла могла нравиться ему?
— А вы его любовница.
Я узнала её даже под вуалью — три года назад отец где-то откопал эту проститутку провинциального происхождения. Мать происходящее комментировала единственной презрительной фразой: «Дети мои, у вашего отца нет никакого вкуса». Я поморщилась и закурила.
— Морруэнэ, я хотела поговорить наедине. Не подумайте, что я набиваюсь к вам в друзья… — начала она, теребя в пальцах крошечную чёрную сумочку.
— Мне кажется, как раз набиваетесь, — безразлично перебила я. — Иначе, кто, как не я, подбросит вас до поста на Старую Москву. Топать на… — я пригляделась к её обуви, — шпильках по раскалённому бездорожью двенадцать миль — сомнительное удовольствие.
— Морруэнэ, я только хотела сказать, что ваш отец был хорошим человеком. Он очень помог мне… — она вдруг странно усмехнулась и, судя по интонации, процитировала что-то, — «её до себя возвышая».
— Мой отец был жестоким человеком. Сентиментальность побочное свойство жестокости.
Она судорожно выдохнула и глухо произнесла:
— «И под землёю скоро уснём мы все, кто на земле не давали уснуть друг другу».
— Что это?
Папаше нравилось, когда ему устраивали поэтические вечера, я не понимаю?
— Одно очень грустное стихотворение почти четырёхвековой давности.
Я иронично приподняла бровь, выдохнув облако ментолового дыма.
— Так вы не просто шлюха, как о вас говорят, а гейша, раз читаете по памяти стихи?
— А вы не просто бессердечная дрянь, у которой денег куры не клюют, как о вас говорят, раз прячете слёзы за стёклами тёмных очков? — спросила она с той же интонацией.
И кто меня только так отрекомендовал, интересно? Я бросила окурок под ноги, раздавив его каблуком сапога. Мы переглянулись.
— Меня зовут Линвиль, но не потому, что среди моих предков можно найти аэлвов, а потому, что мифический папаша аэлв куда лучше, чем реальный папаша алкоголик. И я училась на художницу, — сказала она, протягивая мне маленькую ладонь, на среднем пальце блеснуло в солнечных лучах тонкое золотое колечко.
— А я, действительно, бессердечная дрянь, но ко мне можно на «ты», — сказала я, сжав её горячие пальцы, потом покосилась на мотоцикл и добавила: — Будем надеяться, этот рыдван выдержит двойную нагрузку.
— Поэтому, — завершила я басню непременной моралью, — ответ на твой вопрос: ничего не делать. Если ты или твои родственники не скрытые миллионеры, то — извини, — развела руками я.
Нилас уныло кивнул. Меня же несло дальше по бурным волнам словоблудия:
— Не мне разводить расистско-видистские разговорчики, но чушь это всё, ничего путного из таких отношений не выходит.
Ага, кому, как не мне, это знать. Три долбанных недели!
Цвиэски зашипела, но не потому, что хотела придать мрачности моему повествованию, а потому, что я, ёрзая на холодной каменной ступеньке, придавила ей хвост. Я пересадила брыкавшуюся ящерицу на колени и продолжила:
— Линви в этой жизни интересуют не только деньги, но, я склоняюсь к мысли, что в её списке приоритетов лидируют именно они, — я бы могла распинаться в таком духе и дальше, но догадалась бросить взгляд на часы. — Чёрт, Илар меня придушит.
— Ваша верность всегда окупала все проступки, — напомнил дед.
Верность… сердце, судя по ощущениям, упало куда-то вниз. Он знает. Я и не задумывалась, как трудно будет утаить что-то от человека, который старше меня, по меньшей мере, в четыре раза и который почти всю свою жизнь связал с умением читать между строк о том, что люди по своей воле говорить не желают…
— Морру, я верю, что ты живая можешь принести больше пользы, — заявил Государь, проницательно взглянув на меня. — Расскажи мне… ещё что-нибудь об эпсилоне.
Я судорожно вздохнула и почти шёпотом ответила:
— Я… я не знаю…
— Брось, княгиня! — фыркнул дед. — Ты не в том возрасте, а на кону не те цели, чтобы просто пожурить тебя, погрозить пальчиком и оставить без подарков на Рождество.
Мой взгляд скользнул по гладкому серому металлу полумаски, точно повторяющей черты лица Государя. Дед больше походил на механизм, сплошь состоящий из металлических и полимерных конструкций, хотя механизм этот всё ещё обладал разумом человека. Очень проницательным разумом.
Тени… Я погладила для успокоения нервов сидящую на плече цвиэски и покосилась на Илара, ожидая, что сейчас он мысленно передаст мне, какая интересная судьба меня ждёт, вздумай я предать эпсилон. Но нелюдь ответил мне совершенно невозмутимым взглядом и лишь слегка кивнул, фактически благословив подписать смертный приговор эпсилону.