— Мор, пожалуйста, — взмолился Орвил, зевнув. — Лекция в полчетвёртого утра это слишком.
Ну, правильно, у нас сейчас первый час, а у них… Я торопливо извинилась и нажала на отбой.
Было душно, хотя душно на самом деле не было. Отчаявшись ворочаться с боку на бок в тщетных попытках уснуть, я в кромешной темноте пересекла комнату, споткнувшись об уже собранный и сиротливо валявшийся на полу рюкзак, и вышла на балкон. Над Старой Москвой полыхало рыжее электрическое зарево, отражалось в тёмных водах, дробилось в оставшихся после недавнего дождя лужах на тротуарах. Воздух был свеж. В нём уже горчила осень. Под моим балконом чернела тяжело и холодно вода канала. Логично предположить, что на её глади уже лежали первые жёлтые листья, хотя мне сего явления заметно не было. Я закурила.
Если кажется, что осень горчит на вкус, значит, что-то не так. Горчит дым. И мне тошно. От самой себя. Я загляделась на воду, очки сползли на кончик носа, я привычным движением водрузила их обратно.
Между мной и Орвилом не было ничего, что могло сойти за страшного мифологического зверя под названием «серьёзные отношения». Он испытывал неловкость от видимой ему одному социальной пропасти между нами, я испытывала неловкость оттого, что он был меня младше, и при этом я не могла обращаться с ним снисходительно, потому что он мне нравился. Знакомы мы были ещё со времён института, но эта канитель взаимной неловкости длилась последние полгода, из которых мы, как люди, которым действительно нравится их работа, вживую виделись раз двадцать. Но всё равно надо было сказать что-то про то, что мне его не хватает.
Я раздражённо выкинула окурок в канал.
4.
26 сентября 2281 года. Старая Москва, офис «Олдвэйтрэвэл компани».
– Только следи, чтобы она не распускала язык, — сухо посоветовала Элоиз.
– Разве ей известно что-либо важное?
– Об этом уж тебя надо спросить.
Я стиснула зубы. Мать не видела моего гримасничанья. Я стояла к ней спиной, рассеянно скользя взглядом по представленной в настенной нише экспозиции статуэток чёрного камня. То ли обвитые лианами сухие безлиственные деревья, то ли изящные человекоподобные фигурки, тонкие, изломанные в танце. Или оцепеневшие в ужасе.
— Эпсилон? — спросила я.
— Да. Утончённо, правда?
Я кивнула, соглашаясь. Изысканно, мучительно, завершенно. Впрочем, я не искусствовед.
В дверь постучали, и Линви стремительно заглянула внутрь. Элоиз она, вообще-то, побаивалась (очень, очень разумное отношение), но моё присутствие придавало ей наглости.
— Можно? — спросила она, входя.
Мать поморщилась. Я отвлеклась от разглядывания экспозиции. И зря. Статуэтки хотя бы были сдержанно-чёрного цвета… Наряд Линвиль был торжеством кислотной безвкусицы: ядовито-зелёные туфли на десятисантиметровой шпильке, зауженные брюки цвета фуксии, корсет им в тон поверх нежно-розовой рубашки, клеёнчатая глянцевая фиолетовая курточка и, в довершение (и в добивание случайного наблюдателя), — безразмерная, фиолетовая же сумка на плече.
— Помилуй меня Небо, — пробормотала я.
— Я готова, — изрекла Лин, застыв посреди кабинета и утопая каблуками в ворсе ковра с эр одиннадцать.
Элоиз снова поморщилась, скользнув взглядом по наряду Линви, словно сравнивая его дисгармонию с жемчужным сиянием своего костюма.
— Присаживайтесь, Линвиль. Мельтек должен скоро подойти.
Требуемая ритуалом вежливости фраза была произнесена, и мать перестала обращать на нас внимание — пальцы правой руки запорхали над клавиатурой, левой она поправляла гарнитуру над ухом. Судя по особому выражению лица Элоиз, готовилось долгожданное избиение рекламного отдела.
Линви чинно сидела в том самом кресле, где две недели назад мне оглашали приговор о ссылке через эпсилон пятьдесят три. Я бесшумно мерила шагами кабинет, ненадолго замирая у фотографий — панорам различных Пространств, куда компания предлагала туры, — зыбучие пески и неряшливые серые воды океана возле кси двадцать три, полянки слизневых фосфоресцирующих грибов омега тридцать семь, каменистые ледяные пустоши эр восемнадцать. У этих миров имелись свои названия, данные нашими исследователями или разумной местной живностью, если таковая имелась. Буквенно-цифровой код присваивался лишь Коридору, ведущему в конкретную локацию данного плана.
— Помилуйте, какие могут быть пальмы? Приезжаю с проверкой на посты класса «кси», а там пальмы. Вы, вообще, в курсе, что почва там такова, что ваши финики несчастные вместе с садоводом под землю мигом утянет?