Техник что-то согласно промямлил и вызвался проводить нас до выхода с Поста.
— Я прямым текстом сказала, — процедила я сквозь зубы, видя, как контур-операционщик осторожно тащит из кармана тепловизор, — Мой спутник — с эпсилона. Он не арксилт-нари с дельты в состоянии мимикрии и не телепат с лямбды, вызывающий галлюциногенное состояние.
— Да я что, я ничего, — пробормотал он, но тепловизор послушно убрал.
Я рассеянно кивнула, следуя за нашим проводником по однообразным, крашеным в грязно-зелёный цвет коридорам Поста. Похоже, личность нелюдя не давала технику покоя, потому что он несколько раз оборачивался в нашу сторону, пока не решился задать волновавший его вопрос:
— А… а почему вы без маски, господин?
Илар пребывал в одном из худших своих расположений духа, поэтому только прорычал в ответ что-то неразборчивое.
— Так он по-русски не сечёт почти, — великодушно пояснила я, стараясь не смотреть в сторону нелюдя.
Реакция этих тварей на обвинения в незнании чего-либо порой просто ужасна.
— А-а-а… — изрёк глубокомысленно контур-операционщик. Замолчал ненадолго, а потом вдруг оживился: — Дык, я чего интересуюсь-то. У нас новенький тут, перевели с Поста на каппу. Перевели, потому что такая история — все валяются вообще. Он там с каждого прибывшего миротворца документы сурово так спрашивал и морду с фотографией в документах сверял, — мужичок хрюкнул. — Но ладно люди, он и к аборигенам доматывался. Они же там все в масках ходют, ну, знаете, наверное… — последовал отчаянный взмах рукой. — Ему, балбесу, твердят, мол, посол это ихний. Всё нормально, биополе с занесённым в базу данных сверили — сошлось. А он доконал этого чужого — «открывайте, товарищ, народу своё истинное лицо, негоже его прятать, мож, у вас физия в документе одна, а на деле другая».
Я завела глаза под скальп, предвидя, каким будет конец истории. Но вежливость требовала поинтересоваться:
— А что чужой?
— Ну, он и открыл. Мозги за нахальство, конечно, не выел — воспитанные, они, послы — но культурный шок у парня приключился. Отпуск небольшой взял — только вчера на работу к нам, я и хотел постращать маленько, — техник покосился в сторону Итаэ’Элара и добавил: — Не сочтите за оскорбление, господин.
Исходя из того факта, что техник остался при мозгах и жизни, нелюдь действительно «не счёл за оскорбление». А, может, просто поленился. Как выражалась одна моя знакомая (как раз с каппы, кстати), «понимаешь, Морри, как ни крути, а вскрытие ваших твердолобых обезьяньих черепов ради тех крох мозга, что там катаются — процесс энергозатратный».
34.
Я никак не могла надышаться сырым холодным воздухом, то и дело блаженно жмурясь. Речной запах тёмной воды каналов, горечь опавших листьев, которые раскисшим ковром лежали под ногами, йодистые нотки моря, когда ветер начинал дуть со стороны Южного порта. Гул эстакады, завывание сирен правительственных катеров, застрявших в очередной пробке на слишком узком водном пространстве канала, пасмурное ночное небо, подсвеченное рыжими уличными фонарями, жёлтые квадраты окон жилых домов, огни кораблей вдали, непередаваемо родные запахи фастфудных забегаловок, открытых даже в столь поздний час. Хорошо, всё-таки, вернуться домой.
Память услужливо подсказала, что под кроватью меня дожидается непочатый блок ментоловых сигарет, а в буфете — ополовиненная банка кофе. В общем, несмотря на мою крайнюю эмоциональную измочаленность и близость к истерии, вечер обещал быть приятным. Мне вдруг захотелось ребячески вскочить на парапет набережной, уцепиться за фонарный столб, зависнув над стылой водой, и совершенно по-глупому заржать. Я вернулась домой. Наконец-то.
Впрочем, при нелюде безумствовать было как-то неудобно, к тому же, цвиэски дрыхла на моём плече, да и в желудке требовательно заурчало — как результат, эйфория ощутимо начала испаряться. Да и вообще, не нравился мне Илар.
Я обернулась и внимательно пригляделась к нему, с самым что ни на есть безучастным видом лицезревшему панораму ночного города. Видно было, что Старой Москвой он не впечатлился. Я помялась в нерешительности, подсознательно ожидая, что сейчас он знакомо криво ухмыльнётся и скажет что-то в стиле: «Что, уже забыла, куда идти, человек? Вот несовершенное создание». Только этого всё не происходило.
— Илар, не зависай, — зачем-то сказала я.
Он послушно пошёл за мной.
Под оживлённой магистралью по расхлябанным громыхающим плиткам подземного перехода мы прошли мимо патлатых субъектов, бренчащих на гитарах, попрошаек, уже заплативших местной мафии ежедневную мзду, и мнимых калек, вышедших к ночи из роли, лениво закидывавших ногу на ногу и потиравших отсиженные в инвалидных колясках задницы. Тёмными безлюдными дворами пересекли пару кварталов, пока я, наконец, не увидела чёрный, кое-где подсвеченный зажжёнными окнами, абрис родной пятиэтажки.