Илар вздохнул, видимо, для того, чтобы показать, насколько он огорчён.
— Мне неожиданно захотелось увидеть тебя без сигареты в руке, без очков и без одежды.
Да где были раньше эти твои желания, а? Я возвела глаза к потолку и сказала:
— Просмотр окончен. Что дальше?
— Здесь тепло.
— Ага, — меланхолично подтвердила я, несколько расслабившись, подняла из воды левую ногу (ей-богу, не самая сексуальная часть меня, но всё же), пошевелила пальцами и лениво добавила, — а ещё эстетические и прочие чувства и потребности можно удовлетворять без зазрения совести, — пусть только попробует спорить с характеристикой «эстетические»! — Что ещё?
— Можешь опознать это, человек? — Илар протянул мне полиэтиленовый пакет с… чем-то внутри.
Приподнявшись из воды, я внимательно пригляделась к неопознанному объекту. Объект был зеленоватым. С лёгким пушком.
— Это лимон, — наконец, изрекла я. — Бывший. Потому что сейчас он большей частью состоит из пеницилла. Очень полезный гриб, между прочим. Можно есть.
Нелюдь подозрительно воззрился на меня, потом на бывший лимон и буркнул:
— После тебя.
— А больше ничего в холодильнике нет? — с угасающей надеждой вопросила я.
Ответ был отрицательным. Я протяжно вздохнула и плюхнулась обратно в воду. Желудок протяжно взвыл. Как говорили у нас в общежитии, «тараканов у нас нету потому, что они все пошли на деликатесы». Иногда меня саму поражает неустроенность собственного быта.
— Ладно, — смиренно сказала я, — в крайнем случае, сходим в кафе. И выметайся отсюда.
35.
Исключительно в качестве убаюкивающего фона терминал ловил единственный канал. Крутили какую-то мелодраму, к которой я, впрочем, прислушивалась в пол-уха. Я сидела в изножье кровати, завернувшись в полотенце, положив на колени нетбук и поджав под себя босые ноги — с балкона тянуло сквозняком. Меня не было дома всего-то неполных три недели, но вопросов, требующих решения, дел, требующих вмешательства, а также подчинённых, напрашивающихся на пинок, скопилось достаточно. Я предавалась одному из самых бесперспективных занятий на свете — разгребала завалы служебных записок, отвечая на некоторые в грубой форме.
Кстати, кровать как предмет меблировки моей конспиративной квартирки заслуживает отдельного описания. Ибо она была жёсткой, как гроб, и такой огромной, что заставляла Ури отпускать сомнительные шуточки на тему, не склонна ли я помимо ксенофилии ещё и к групповухе. Эта мысль заставила меня ностальгически вздохнуть — мы и без дополнительных индивидуумов в своё время с Зауриэлем неплохо развлекались. Эх, молодость…
Я настолько увлеклась воспоминаниями, что не сразу отреагировала на перераспределение нагрузки на матрас. Я нарочито медленно повернула голову. За мной на кровати по-турецки расселся по пояс голый Илар (ну, какие-никакие, а понятия о приличиях у них всё же существуют) и задумчиво жевал печенье (и где он его взял?), уставившись в терминал. На экране не слишком стремительно разворачивалась любовная сцена. Выражение лица нелюдя было скучающим.
— Они скоро сношаться начнут? — изрёк, наконец, Илар и подозрительно принюхался к мармеладу на печенюшке.
Нет, три недели будут грязными намёками баловаться, Итаэ'Элар.
— Не скоро. Это фильм про старые времена — тогда всё долго было, — терпеливо пояснила я. Ага, и сейчас порой не лучше.
Нелюдь закинул печенье в рот и обречённо махнул рукой.
— Кстати, ты где еду нашёл?
— На кухне. Я тебе оставил, — невнятно ответил Илар и протянул мне горстку печенюшек, которые я принялась скорбно грызть, вернувшись к своим служебным выволочкам.
К сожалению, устроить плодотворную взбучку подчинённым в тот день было не суждено — Илар не унимался:
— Мор… — я что-то раздражённо буркнула в ответ. — Мор, ты помнишь последние слова Анахармэ?
— О том, чтобы духу нашего на эпсилоне не было? — не поворачивая головы, уточнила я.
(Пресвятая Триада, я тут сомневаюсь, как пишется слово «экспериментальный», а он меня отвлекает!)
— О том, что вашему Государю будет интересно узнать о твоём… монологе.
Я стремительно обернулась — свет от мониторов неровными бликами ложился на исчерченное шрамами лицо и растрёпанные пряди непросохших волос нелюдя.
— Анахармэ умна. Она просто выгнала нас. То есть, депортировать меня просто доставило ей некоторое удовольствие, — Илар хмыкнул, плавно перетёк в лежачее положение и блаженно потянулся. Полуголым нелюдя мне доводилось видеть не часто (да кого я обманываю, вообще никогда), потому только сейчас я заметила идущие по правой стороне его тела росчерки чёрных татуировок. — А депортировать тебя — не допустить возникновения повода для начала войны. И обеспечить твоё молчание.