— Гвайет Умбала — это ведь тьма, рождающая сущностей, которым вы поклоняетесь. Причём здесь свет солнца?
Нелюдь фыркнул — видимо, находя моё биполярное восприятие мира весьма наивным, и спросил:
— Морру, назови хотя бы один народ, поклоняющийся тьме?
Заснуть он мне сегодня точно не даст. Илару плевать на божественное, но он и болтовня на отвлечённые темы — это просто идеальное сочетание для зверского убиения моего времени. Я приподнялась на кровати, обвиняюще ткнула пальцем в нелюдя, саркастически хмыкнула и заявила:
— Итаэ'Элар, ты хам, подлец, заносчивая сволочь, у тебя глаза в темноте светятся жёлтым, я тебя боюсь на подсознательном уровне, а ненавижу на сознательном, — я перевела дыхание, почти не сопротивляясь, когда Илар мягко уложил меня обратно. Вид у нелюдя был довольный-довольный. Я не сдавалась: — У предковых форм твоего вида хищные криминальные рожи, клянусь Триадой, они уминали бедных маленьких австралопитеков за обе щёки. И ты хочешь, чтобы после всего вышеперечисленного я поверила, что вы, святоши, солнышкам-цветочкам хвалу поёте?
— Бездна — это огонь, Морру, — тихо сказал нелюдь, притянув меня к себе. — Превозносить темноту бессмысленно, она… обыкновенна для нас, когда-то мы жили в ней. Огонь интереснее. Нам всегда нравилось смотреть на него.
— А я думала, жрать тех, кто у этого огня грелся, — проворчала я, всем видом стараясь не показать, что блаженствую в его объятиях.
Он только засмеялся. Тепло его тела уж не казалось лихорадочным жаром. За какие-то три грёбаных недели я успела привыкнуть к нему так, что у меня ёкало сердце, когда я представляла, что эта ночь закончится слишком быстро. Прошедший день всё больше казался чередой бессмысленных решений и действий. Впрочем, не надо забывать, что хреново время ни хрена неумолимо, потому я набралась смелости и спросила:
— Итаэ, мы так и будем разглагольствовать?
— После — обязательно будем.
Я ы-хы-хыкнула. Вечер обещал быть томным.
42.
19 октября 2281 г.
Попрощаться нормально у нас так и не получилось. Во мне внезапно обнаружилось совершенно идиотское чувство неловкости. Мне отчаянно хотелось, чтобы Илар напомнил мне, что я — это я, на кого бы я не была похожа. Но он, по большей части, молчал, пока провожал меня на Пост, только кивнул в ответ на выдавленное мной «ну, не поминай, по возможности, лихом». С усилием проглотив стоявший в горле комок, я с достоинством отвернулась и шагнула в Коридор на омега двадцать девять.
Отчасти я даже испытала облегчение, что эта история завершилась так. Я никогда не буду Ал’Ттемекке, я никогда не смогу быть рядом с Иларом, не посмею прикасаться к нему — буду слишком бояться того, что он напомнит мне, что я не имею на это право. Ему вовсе не нужно моё присутствие, Аме ошибалась. Впрочем, где-то на этом моменте я погружалась в опасную трясину Тупых Бабских Отговорок и Нагнетания Бессмысленной Трагичности, потому быстро свернула эти сентенции.
А ещё я запоздало вспомнила, что забыла цвиэски.
Эпилог
Здесь всегда ясно и солнечно, а от порывов ветра трудно дышать. Виды, открывавшиеся с возвышенности, были бы захватывающими, если бы не были столь однообразными — пустыня с островками чахлой растительности, клонящейся к земле сиреневатыми головками соцветий.
Прищурившись, я бросила взгляд на силуэт наскоро слепленного городка переселенцев с альфа-Пространства в полукилометре отсюда. Контуры неказистых построек обрезали и приближали линию горизонта, подрагивая в мареве нагретого воздуха. Только крыша новенького Поста «омега двадцать девять» блестела так, что резало глаза. Внимательный наблюдатель также мог бы заметить появляющиеся периодически на горизонте крохотные облачка взметённого песка — это грузовики археологов пылили по старой трассе на Альим-Тбарр, древний город исчезнувшей цивилизации Пространства класса «омега».
Отдышавшись после подъёма на холм, я бросила рюкзак в пыль, кинула на него кожанку и взъерошила взмокшие волосы. Потом, порывшись в карманах, извлекла на свет божий мятую пачку сигарет и зажигалку. Чёрные гранитные плиты были основательно занесены, песок набился даже в глубокие канавки вырезанных на камне имён. Я не стала протирать монумент от пыли и разгребать песок — кроме меня сюда никто не приходит. Да и я здесь, наверное, последний раз в жизни. Поэтому я просто остановилась в нескольких шагах от общей могилы, скорее вспоминая, чем читая занесённые надписи: