- А при чём тут ты? - удивился Доран. - Я же мужчина! - И вдруг вскинул глаза: - В твоём мире, наверное, всё по-другому.
- Всяко бывает, - вздохнула Сашка, любуясь колечком на пальце - узкая полоска то и дело покрывалась отблесками маленького прозрачного камушка. - А я? Как же я предложу тебе кольцо? У меня ведь нет.
- Есть, - отозвался Доран и протянул ей второе кольцо. - Это семейное. Мы давали невестам это кольцо, чтобы они надевали его нам - мужчинам рода.
Она улыбнулась его "мы" и, тая дыхание, надела ему кольцо на палец.
Он глянул на кольцо, потом на неё и смущённо сказал:
- После обручения у нас... - Он закусил губу, а потом махнул рукой. - Ладно. После обручения жених предлагает невесте пройти круг в танце.
Она вспомнила, как завистливо он смотрел на танец Эйлилла и Кэйтрии, и кивнула. Пусть музыки не было, но они танцевали что-то в ритм, слушая друг друга. Сашка вспоминала, как девушка-эльф кружилась под рукой Эйлилла, как дотрагивалась до его плеча, прежде чем снова отпрянуть от него. И сама кружилась так, ведомая рукой Дорана, как будто всю жизнь танцевала эти танцы под неслышную другим музыку.
И остановились они, только после того как увидели стоящую у двери Кэйтрию, которая озадаченно хлопала на них глазами.
Двадцать пятая глава
Сашка рисовала силуэт чёрного шамана на фоне самшитовой изгороди. Очень боялась отвести взгляд от мольберта, так как в кустарниках неожиданно засело прилично много народу: здесь и Доран с Эйлиллом, и орки, и леди Аэринн, которая в мужской одежде выглядела реально парнем, да и, кажется, чувствовала себя в этой одежде как-то уверенней, и целая куча деловых молодчиков в чёрных плащах с капюшонами. Как выяснилось, их привёл Эйлилл. Доран волком было глянул на него, а Эйлилл только развёл руками: "Пришлось доложить начальству (кивок почему-то в сторону девицы-эльфа), а оно - вот! Что я мог сделать?"
Вечер играл тяжёлым жёлтым отсветом заходящего солнца. Ночь явно обещала быть безоблачной, звёздной, холодной. Последние отблески заходящего солнца неплохо освещали и мольберт, и окрестности, ограниченные для Сашки самшитовой изгородью по периметру сквера.
Стараясь забыть о часе Х, Сашка вспоминала всё, что угодно, лишь бы не думать о предстоящем. Вспоминались "домашние" мелочи. Например, вчера, перед сном, она спросила Кэйтрию, почему та прибежала в номер к Дорану. Девушка-эльф ответила с улыбкой: "Я же помню, какая репутация у Дорана. Вот и испугалась за тебя! Уж не знала, что подумать! И боялась войти - а вдруг неудобно будет? А вы - танцуете!" Или думала о мольберте, о котором чуть не забыли и сколотили самый грубый из необструганных даже деревянных реек в самый последний момент.
А ещё она, не глядя на кусты, прислушивалась к ним. Среди насторожённости и боевого ожидания время от времени улавливала струйку тёплого беспокойства. Доран. К этой струйке, слабой, но ощутимой, хотелось прислушиваться постоянно. Жаль, что нужно сосредоточивать внимание на иное.
Стемнело внезапно. Вроде всего лишь раз моргнула, а уже тучи набежали, а потом быстро подступил мрак - до степени "хоть глаз выколи".
Сашка поспешно зажгла на верхнем углу мольберта огонёк - чисто магический, то есть не сжигающий, а лишь освещающий. Он должен был осветить хотя бы лист на мольберте. Сашка же не зря тренировалась на самых примитивных бытовых заклинаниях. Научилась-таки вкладывать силу соразмерно. Но огонёк появился раз - и пыхнул, погас, и темнота вокруг стала ещё черней. А Сашка-то упрямая, да и не поняла сразу, почему освещение быстро исчезло. Да ещё вроде бы как к месту вдруг вспомнилась лекция из последних, где преподаватель рассказывал о геопатогенных зонах, где личная магия может проявляться по-разному - порой слишком слабо, а порой - наоборот.
А потом - дошло, и Сашка со страху еле удержала в руках кисточку. Нет, выписывание зловещей тёмной фигуры (как и любой другой) в таком мраке невозможно - это каждый бы понял, Так что нечего притворяться. Глупо продолжать. Но можно громко и сердито пробурчать, обращаясь к мольберту:
- Да что ж такое! Осталось-то всего ничего дорисовать! Откуда только эти тучи взялись? Неужели здесь место такое гадское? Геопатогенное? Ой, блин... Ещё и дождь! Всё, пора отсюда сматываться! Раз не рисуется - делать мне здесь больше нечего!
Она закинула в котомку, взятую "на дело" у Дорана, миниатюрную палитру и протянула руку к листу на мольберте, по которому уже нещадно шлёпали крупные капли дождя - не просто уничтожая высокую тощую фигуру, но заставляя её таять, оседать. Пытаясь разглядеть, что там, с рисунком, Сашка чуть не носом сунулась к листу, машинально оглаживая капюшон на голове ладонью и сбрасывая с него горстями дождя. И застыла - ссутулившись от напряжения, помимо воли напрягая глаза на нечто за верхним краем мольберта.
Чёрного шамана будто смыло с листа, а затем разжиженная дождём краска, попавшая на землю, стремительно обрела плоть. Абсолютно непроницаемая тьма стояла перед Сашкой не слишком высоким столбом, на который накинули такую же бесформенную длинную тряпку. По этому столбу, как и по Сашке, били беспощадные струи ливня. Но там, где Сашка зябко вздрагивала от пронзительных ударов по спине и плечам, столбообразная фигура стояла неподвижно.
Попытавшись выпрямиться и определиться, где у фигуры может быть голова, Сашка снова с трудом устояла на ногах. И виной тому стал уже не ливень, с нарастающей силой вбивающий всё живое и неживое в землю, в булыжники мостовой. Нет. Сашка едва стояла под напором другой силы, которая отпихивала её, выбивала с места, давила на неё. Ей даже пришлось схватиться за край мольберта, потому что только это деревянное сооружение продолжало спокойно стоять на месте, выситься между Сашкой и шаманом, не поддаваясь ненависти и кровожадной злобе, потоком плотного воздуха посылаемыми от чёрного шамана.
"Не надо было разглядывать его! - мелькнула паническая мысль. - Чем больше я думаю о нём, тем сильней чувствую его эмоции!"
Она снова, не отводя глаз от чёрной фигуры, чисто машинально омыла мокрое лицо ладонью и стряхнула с пальцев воду. Уже промокшая, несмотря на куртку с капюшоном, с ног до головы, холода она не ощущала. Зато... Резко повернула голову налево и пошатнулась под новым порывом безумной ненависти. Потом - обернулась посмотреть направо - появился третий! Как они входят в сквер, если перед глазами Сашки чернеет единственный вход между кустами, в котором не промелькнул ни один силуэт?
Следом за этой мыслью она опять-таки машинально скосилась на этот вход - и ей так захотелось избавиться от умения видеть магически в темноте! Через единственный проём в кустарниковых стенах в сквер вливалась бесконечная толпа цвергов!
А в следующий миг Сашка согласилась сама с собой, что лучше всё же видеть.
Едва первые цверги добежали до неё, едва они, вскидывая свои копьишки, окружили и её, и молчаливые тёмные столбы, показалось - именно сквер заверещал разноголосием пронзительного охотничьего визга... Мысль пролетела в полмгновения: "А если бы я их не видела?!"
Пространство между нею и первым шаманом из-за мольберта оставалось свободным. Не дожидаясь, пока цверги набросятся на неё, Сашка не прошептала, а всхлипнула защитное заклинание. Действие ощутила сразу - перестала качаться от направленной злобы. Так что в следующую секунду она опрокинула мольберт в сторону и на выдохе ударила ногой вперёд, целя в голову чёрного шамана.
Как будто врезала в сухое, трухлявое дерево. Сломать не сломала, но шаман свалился куда-то в колышущееся под ногами марево тьмы.
Цверги не сразу, но замолкли, медленно опуская свои копьишки. Их когда-то косматые головы, сейчас чёрно-лысые из-за ливня, развернулись к рухнувшему шаману, и Сашка уловила густеющее в сквере удивление, а затем и потрясение: их повелители, их живые боги - уязвимы?!
- Свет! - закричала Сашка.
Она ожидала увидеть примерно то же, что видела впервые у дверей меняльной лавки. Она ожидала, что молодчики Эйлилла выпрыгнут из кустов, держа в ладонях пламя. Но из кустов никто не появился, хотя леденяще белый свет буквально обрушился в сквер. И мгновением позже, будто споря с ним, в углах и по линиям периметра вспыхнули огненные лошади, вздыбившиеся над упавшими цвергами, - и над сквером снова взвился многоголосый визг, на этот раз заполошный от свозившего в нём ужаса. Эти картинки не могли промокнуть под дождём. Какими бы наглыми ни были те нежданные-негаданные молодчики в длинных плащах, но магических сил они вложили в фигурки рисованных лошадей и цвергов немеряно. В огне пылающих пламенем лошадей жалкие чёрные цверги еле просматривались.