-Лежи, не вставай!
Уколы были болючие, но Злате было уже все равно. Голова раскалывалась так, что было больно думать. Леночка пообещала, что сейчас станет получше и стала опять мерить давление. Серега намочил носовой платок холодной водой и положил болящей на лоб.
-Уже сто пятьдесят на девяносто. Снижается, - успокоила Леночка.
-Хорошо, когда в доме есть врач, - сказал Сережка.
Злата Юрьевна открыла глаза и пробормотала:
-Спасибо вам, большое, Елена Ивановна, я вам денежки заплачу.
-Да вы что! Не надо! - замахала руками Елена Ивановна, взяла тонометр и, пожелав здоровья, убежала.
Головная боль потихоньку отступала. Злата села и убрала платочек с головы.
-Пойду я, Сереж.
-Смотри, а то бы чай попили, - сказал он с грустью.
-Нет. Спасибо, - она поднялась и поплелась к своим сумкам. Серега ее опередил.
-Я тебе донесу.
Они молча вышли на лестничную клетку, которая наконец-то опустела, и двинулись на третий этаж.
Родион
Из окна дома напротив два огромных серых глаза пристально и крайне настороженно следили за приездом полиции и скорой помощи, словно, давно ждали этого. Лоб мужчины покрылся испариной, дыхание сбивалось.
-Родя, - послышался визгливый голос с кухни, - отойди от окна, там дует. Сколько тебе говорить!
Он вздрогнул и сразу отошел, но потом, встав на старый табурет и изогнувшись жирафом, чтобы отдалиться от форточки, продолжал следить за происходящим. Толпа зевак из соседних подъездов налетела, как стервятники, глазеть на вынос тела из подъезда.
Тут Родион вытянул шею и, не уловив изменение центра тяжести, грохнулся вниз. От неминуемого перелома руки его спасла штора, пожертвовавшая собой.
Из кухни раздался отборный мат. Женщина, шаркая, поспешила в зал.
-Что ты опять наделал, паразит? Когда же это кончится?
Родион быстро встал и, схватив молоток и гвоздь, принялся с остервенением вбивать его в старый стол квадратной формы.
Таисья Гавриловна с перекошенным от злости лицом кинулась к сыну. В ее руках была скалка.
-Отдай молоток, скотина!
Она замахнулась на сына, но бить не стала. Родион закрыл руками свою ассимметричную голову. Чтобы отвлечь маман от собственной персоны, он стал показывать на окно.
-Т-там, там! – он заметно заикался.
-Что там?
-Там п-полиция!
Таисья Гавриловна подошла к окну.
-А народу-то! И впрямь полиция зачем-то… Знать прибили кого-то, или сам… Интересно… Кого же это прихлопнули? Всех их надо, весь этот дом, будь он неладен, особенно ее, гадину. Чтоб она подохла! Пойду, пожалуй, выйду, разузнаю все.
Родион все еще стоял в защитной позе. Но маман, сменив гнев на милость, заковыляла в коридор. Когда она ушла, Родион проверил вбитый гвоздь, для надежности стукнул еще пару раз, осторожно осмотрел двор из своего окна, а потом вернулся на свою повседневную позицию – в старое замызганное кресло дочитывать очередную книгу из большого книжного шкафа, который возвышался посреди комнаты и заменял телевизор.
Черные полосы
Злата Семенова удачно вышла замуж. Счастливцем оказался ее сокурсник по университету Всеволод Георгиевич Бахтеев. А тот, который любил ее еще со школы, оказался за бортом. Сергей Ивашов после неудачной попытки поступить в медицинский институт загремел в армию. Потом сразу – в военное училище. Дальше - Чечня. Контузия. Госпиталь. Опять служба в армии, но уже по контракту. И опять контузия. После чего он вернулся домой, в свою ветхую квартирку на первом этаже. Их старый дом, который построили пленные немцы в 1949 году, находился в самом дальнем районе города. Сергей после контузии стал немного заикаться. Запил. Мать тяжело заболела. Сестра, пока его не было, подалась в проститутки; нашли убитой в канаве под мостом. Естественно, виновных не отыскали, да и не стремились. Вскоре умерла и мать. И если бы не Иван Петрович Кивокурцев с третьего этажа, Сергей так и помер бы с бутылкой под забором.