-Серьезно? А Дениска?
-Ну, позвони матери... Пусть посидит.
-Ты же знаешь, у нее давление и слабое сердце. А еще сейчас грипп. Если она заболеет...
-Ладно. Сходим в следующий раз. Пойдем в садик.
-Ты иди, а я быстро, до общежития добегу. Я там женщине одной должна.
Любовь
В общежитии до головокружения пахло щами. Леночка, пройдя сквозь значительно поредевшую оранжерею, оказалась сразу перед комнатой Любви Ивановны. Дверь была приоткрыта. Из комнаты слышались голоса. Грубый мужской голос кричал:
-Ах ты, тварь! Мать мою сгубила. Что ко мне лезешь? И меня также хочешь? Ноги чтоб твоей у нас не было!
-Зачем ты так, Васенька, - грустно отвечала Любовь Ивановна, - я же не хотела, чтобы Людочка пила, вот мы ее и повезли к тому доктору. А она не удержалась.
-Если б не ты, мать бы еще живая была. Что ты везде лезешь? Нос свой суешь? Родила б себе детей – и воспитывала их. А меня не тронь. Что, думаешь, квартиру отдала – так все можно? Тварь поганая! Деньги давай! Миллионерша. Малюешь картинки. Тоже мне Ван Гоген. Давай бабки!
-Я не пишу за деньги – ты же знаешь. Вот пенсия. А зарплаты еще не было. На той неделе заходи. И не Ван Гоген, а Ван Гог.
Леночка решительно распахнула дверь.
-Да как вам не стыдно! Обирать пенсионерку! Я полицию вызову.
Мужчина остолбенел на долю секунды, а потом разразился потоком брани.
-Это еще что за дружинница? Пошла вон!
-Васенька, ну, что ты! Это доктор мой. Иди, мой родненький, домой. Не скандаль. Он сейчас уйдет, не надо полиции. Проходите, Елена Ивановна.
Васенька, получив желаемое, видимо, решил не продолжать дискуссию и ретировался, изрыгая потоки брани, а Леночка стала укорять Любовь Ивановну, что та не дала вызвать полицию.
-Он же вас грабит и оскорбляет. Я свидетель.
-Он племянник мой. Родной. Нет у меня больше родственников… Да и не заслужила я иного отношения к себе.
-Что вы! Таких людей, как вы, днем с огнем не сыщешь. Вы – сама доброта! Я таких людей никогда не встречала.
-Нет, Елена Ивановна. Это вы - добрая. А я – ужасная грешница. Я дитя своего убила во чреве. Аборт сделала по молодости, – шепотом сказала Любовь Ивановна, и крупные слезы потекли из ее глаз. - А больше мне Бог детей не дал. Муж не выдержал без детей – ушел от меня. И правильно сделал.
-Да вы что! Сейчас аборты все делают – направо и налево.
-Грех это ужасный. Самое гнусное убийство. Та, которая должна рожать, кормить, нянчить, растить – она берет и убивает малюсенькую крохотную беззащитную жизнь.
Леночка задумалась.
-Я пришла вас поблагодарить. За все. Особенно за мужа. Он действительно вернулся. Сказал, что Динька его напугал сильно. Он написал письмо Санта-Клаусу, где просил вернуть отца и придумал историю, что будто я выйду замуж за другого, и тот станет ему отцом.. Муж мой испугался, просил прощения и теперь про развод - ни слова. Цветы почти каждый день покупает. Розы. Спасибо вам!
-Э-э! Это не мне говори. Богу. Но знай, покуда я жива, я буду молиться о вас. Но и ты молись. Тогда все нормально будет. И о дитятке своем молись – всегда. Тогда вырастет путевым, а не как Васенька бедненький. Не молились мы о нем. Вот и вырос…
Любовь Ивановна опять заплакала. Тут в дверь ввалилась почти круглая, ярко накрашенная тетенька.
-Люба! Я тебе сколько раз говорила, ты свои джунгли скоро разгребешь? К нам комиссия едет. А у нас только вот обезьян не хватает на пальмах. И еще – прогенераль мне первый и второй этажи. Чтобы сегодня же!
-Хорошо, Ольга Владимировна, хорошо. Не волнуйтесь.
В глазах Леночки стояли слезы. Ольга Владимировна, хлопнув дверью, скрылась, оставив тошнотворный запах дешевых духов. Леночка обняла Любовь Ивановну и стала прощаться.
Когда она ушла, Любовь Ивановна ощутила пронзительную боль в левой части груди. Сердце будто встало, и захотелось кашлянуть, но она, словно, забыла, как это делается. Потом мотор опять запустился, но чувство тревоги не ушло. Любовь Ивановна достала валидол и положила белый кругляшок под язык. Она прочитала молитву и приложилась к иконе. Внезапно рыдания захлестнули ее, как потоп. Она вспомнила свою молодость, мужа, шумные вечеринки, совместные поездки на этюды...