Голубое пламя в глазах драугра ровно смотрит на Рагота, ни шагу не сделавшего назад от ударившего из-за поворота меча. Древний мертвец так близко, как никогда прежде не подпускал их Силгвир: можно разглядеть спутанные тонкие волосы, у которых время забрало цвет, источенные, но еще целые зубы, обтянутый сухой кожей череп с горящими впадинами глаз. Силгвир бы не рассматривал, пустил бы сразу стрелу, а за ней другую – не всегда их хватает, этих стрел, на чересчур живых покойников… но, напоминает себе стрелок, не сейчас.
- Thu…ri, - скрежещет, тяжело и мучительно, неживой голос.
Драугр опускается на колени неуклюже, почти падает, словно окаменевшие суставы потеряли способность сгибаться. И тяжелый, двуручный меч протягивает рукоятью вперёд без единого слова, так что Силгвир не сразу понимает, частью какого ритуала это является.
А секундой позже – ледяным лезвием по хребту - обратившийся тишиной свет в его груди безмолвно шепчет: слуга поднял руку на господина. Слуга должен умереть.
Он почти успевает крикнуть Раготу – не смей, когда ладонь жреца крепко сжимает предложенную рукоять, но в горле могильным холодом стынет клубок всех смертей Форелхоста. Не ты хозяин здесь, Драконорожденный, шелестит тишина. Знай своё место.
И он не смеет опровергнуть это.
Рагот отшвыривает меч в сторону резко и зло, так, что лязг металла о камень заставляет вздрогнуть стены крепости.
- Встань! – окрик звучит надломленно, но остро, сильно, сильней, чем мог бы ударить клинок. – Kriist us zey, zinaal kendov do mid! Gruz zey, ol fin nahlot lost oblaan!
- Я приветствую тебя, великий жрец, в чьём Голосе сила Исмира, - медленно, тяжело откликается скрипящий голос драугра, и мертвец так же тяжело поднимается на ноги. – Я приветствую тебя… дома.
Безмолвие замерзает в монастырских камнях, пока губы Рагота не вздрагивают, вспоминая на вкус тончайшую из улыбок.
- Nahlaas, - почти беззвучно шепчет в ответ названный Яростным. – Всё же… мы дождались. Но где Vosis, мой верный соратник? Почему я не слышу его Голоса?
Драугр склоняет голову, и мерцание сверкающих лазурью Этериуса глаз меркнет на мгновение.
- Восис… повелитель… убит. Время обмануло нас. Я не знаю, сколько прошло веков, thuri. В стенах священного Монастыря все годы на вкус мгновения.
- Убит? – тихо переспрашивает Рагот. И, не тратя больше ни единого вдоха, взбежав вверх по последней лестнице, распахивает настежь изливающиеся смертоносной белой чернотой стальные двери.
От холода кажется – не вдохнуть. Ледяной воздух превращает легкие в камень – хуже, чем на Глотке Мира, стократ хуже, но Силгвир не позволяет ему задержать себя, выискивает слезящимися глазами фигуру драконьего жреца, и – неподалеку – находит.
У вскрытого саркофага на горной вершине, по прихоти богов не заметенного снегом за тысячелетия. Кто бы ни стоял на страже здесь, над облаками, под ястребиным взором Кин, он был мёртв, мёртв, как никогда прежде.
- Vosis, fahdon… – Голос, обратившийся горьким Шепотом, незримой мощью взметает снежную пыль вокруг – она оседает на черных волосах жреца седым крошевом. – Dinok thaar zey, fodos Zu‘u uth!
“Смерть подчинится”, отзываются в памяти Силгвира знакомые слова.
- Только сколько мне придётся для этого убить, - тихо заканчивает Рагот. – Zu‘u fen daal, Vosis. Vahrot.
Когда они возвращаются под своды крепости, проснувшийся Форелхост встречает своего господина так, как подобает встречать великих.
Силгвир оглядывается настороженно: встретивший их драугр исчез. Пусто и тихо в лабиринтах крепости, словно никогда не было недремлющих стражей, которых не смог поглотить даже Этериус. И, вступая вслед за Раготом в один из залов, Довакин невольно вздрагивает от сияния десятков голубых огоньков вдоль стен: бессмертные защитники безмолвным военным салютом встречают своего господина. Сжатые кулаки прижаты к потускневшим нагрудникам истерзанных, покореженных нордских доспехов; изорванная сухая кожа у многих свисает клочьями, обнажая серые сухожилия. Парад мертвецов, страшный до холода под ребром, величественный - до отравленной горечи на губах.
И только пламя из-за грани посмертия неистово плещется в их глазах.
Силгвир обратился бы тенью, впитался бы в темноту, если бы мог: слишком больно давит осознание того, что здесь он – еретик, чужак, осквернивший крепость и почти обманом подчинивший себе того, кто в сотни раз достойней и доблестнее него; малое оправдание тому Sossedov, драконья кровь. Но нет дороги обратно, и он знал это, шагая в сияющий портал. Шаг в сторону – и Рагот станет первым, кто обернется против него, труса, поскольку Suleyk позволяет лишь лучшим стоять на вершине.
Когда они поднимаются по черным ступеням к возвышению в последнем зале, Силгвир отступает в плотную тень за древним величественным троном: здесь, здесь и сейчас, Suleyk служит не ему. Но в глазах Рагота он видит лишь тень ещё чернее, чем мрак, сгустившийся в Форелхосте, и драконий жрец не занимает место правителя, только разворачивается к молчаливо и неотступно следящим за ним драуграм.
- Время нашего возвращения пришло, - звучно и твёрдо произносит он, - возрадуйтесь же.
Тишина окончена. Fin nahlot lost oblaan. Резко, словно удары крыльев о тугой воздух, звенят Слова Довазула: Рагот повторяет их на тамриэлике, причудливо переплетая ритуальную речь с речью, обращенной к непосвященным. К низшим. К слугам.
К верным.
Тишина окончена, повторяют удары сердца Довакиина в темноте за чужим троном. Не вернуть её больше. Не запереть древние Голоса. Драконий культ вновь расправит чёрные крылья над Скайримом: остановив Алдуина и Мираака, он призвал в мир восставшую Ярость.
И Ярость пробудит остальных.
- Четыре тысячи лет ждали нас священные небеса Кин, и под знаменами Дракона мы очистим от ереси забывший нас Север!
Оглушительно гремят о камень, отзываясь, окованные сталью щиты.
- Но сейчас, - Голос, готовый смести пылью нерушимую твердыню скованных льдом стен, обращается почти-шелестом, призрачным ядом тающим в сердцах, - ещё не время. Сила вернётся к нам, но не сразу. Koraavheyv lost oblaan. Дозор окончен, верные! Возвращайтесь дорогами сна в небесный свет Этериуса и напейтесь им допьяна – как вы поили им меня всю бескрайность минувших эпох. Кровь предателей насытит нас чуть позже. Сейчас же настал мой черед стоять на страже. Zu‘u, Rahgot Sonaaksedov, faal Zahkrii-Spaan do Ysmir, dein fin koraavheyv, и этим окончены мои Слова.
Комментарий к Глава 5. Тишина окончена
Перевод с Довазула
Zu‘u drey meyz aarsefaas - Я стал рабом страха
Kest bo - Буря близится
Faal Zahkrii do Vahlok - Меч Валока
Ov - Доверие
Aal nii kos ful - Да будет так
Grind iniil, fin hofkiin do mid - Встречай своего хозяина, дом верных
Frolaaz ze fah ful lingrah nahlot - Прости меня за столь долгую тишину
Aal nust livoor neben pah fin jenne do Keizaal - Гнить им под всеми ветрами Скайрима
Faad - Тепло
Daar tahrodiis loaan - Этот предатель-обманщик
Suleyk drey mindol faal mindolaar - Power tricked the trickster (дословно)
Los nimindah kogaan - Является ли незнание благословением
Vahzus, hi los dukaan do Sossedov - Воистину, ты позор драконьего рода (логичнее было бы употребить здесь shame, нежели dishonor, но игра слов с Дукааном зашла и мне, и Раготу))
Kriist us zey, zinaal kendov do mid - Встань передо мной, благородный воин верных
Gruz zey, ol fin nahlot lost oblaan - Поприветствуй меня, ибо тишина закончилась
Nahlaas - живы
Vosis, fahdon - Восис, друг
Dinok thaar zey, fodos Zu‘u uth - смерть подчинится мне, если я прикажу
Zu‘u fen daal, Vosis - я вернусь, Восис
Fahrot - слово клятвы
Koraavheyv lost oblaan - дозор окончен
Zu‘u, Rahgot Sonaaksedov, faal Zahkrii-Spaan do Ysmir, dein fin koraavheyv - Я, Рагот Драконий Жрец, Меч-Щит Исмира, выхожу в дозор зачеркнуто всем выйти из Сумрака зачеркнуто