Выбрать главу

Силгвир узнал мелькнувшее слово – dinok, смерть; tahrodiik казалось ему знакомым, чем-то уже слышанным, чем-то…

Чем-то связанным с предательством.

Так называли Мираака. Предатель.

- О, - удивленно сказал Нелот, - я и не подумал…

Тель Митрин жалобно скрипнул, застонал, когда рванулась из него наружу высвобожденная магия; башня выдержала, только мелкие предметы разлетелись по всей комнате, разбитые и раздавленные незримой волной, и трещины прошли по сплетенной из толстых ветвей мебели.

Силгвир не успел заслониться – только Нелот, резко махнув рукой, окружил их полупрозрачным магическим барьером, защитившим от удара.

- Я говорил тебе, что он будет в ярости! – крикнул данмер почти в самое ухо Силгвира, заставив того отдернуться от неожиданности. Едва прошла смертоносная волна по башне и успокоился дрожащий воздух, он уже стоял с луком наготове, и эбонитовая стрела с наконечником из дэйдрической стали смотрела в грудь жреца.

- Ni Miraak, - произнес Рагот. Силгвир не видел, когда он успел подняться, но сила драконьих душ влила в него столько магии, что он даже не стоял на полу – парил над ним, вознесенный незримыми потоками энергии. – Fahliil voth Dovahhe sille… Tafiir ahrk kriid! Folahzein fen kos nilz.

Силгвир не стал задумываться о том, в каком контексте были употреблены те немногие слова (Мираак и Dovahhe), которые он знал. Он просто позволил стреле вырваться в полет, сочтя это наилучшим ответом.

Но ничего не случилось.

Стрела исчезла. Растворилась в воздухе, не сумев коснуться жреца – даже не вспыхнула, осыпаясь безобидным пеплом при столкновении с магическим барьером. Рагот не заметил ни зачарования, ни удара. Силгвир неверяще уставился на него: не были способны на такое ни дэйдра, которых он убивал прежде, ни драконы, ни Мираак.

- Folahzeinaan, - выплюнул Рагот.

И ударил снова. Только уже не бесформенной волной силы.

Пламя, взревев беспощадным гулом, заставило Тель Митрин вздрогнуть, а очертания – смазаться от рвущей пространство энергии. Силгвир обнаружил, что рефлекторный прыжок за спину Нелота оказался весьма своевременным: магу колдовской огонь не причинил видимого вреда, и маленькому босмеру, сжавшемуся за ним, тоже.

- Это слишком далеко зашло! – возмутился Нелот и решительно сделал шаг навстречу холодно глядящему на него жрецу. Рагот не торопился с новым ударом – то ли последствия сна на грани смерти, то ли неуверенность, то ли полузабытое умение колдовать удерживали его от атаки. – Ты находишься в башне Советника Тельванни, жрец, и мой Дом не прощает нападений чужаков, но я позволю тебе жить, если ты будешь достаточно вежлив. Сложи оружие!

- Fahlille ahrk folahzeinanne, - презрительно бросил Рагот, вскидывая осветившиеся алым сиянием магии руки ладонями к Нелоту. Силгвир не увидел самого заклятья, но увидел, как Нелот покачнулся, сделал шаг назад, чтобы удержаться на ногах.

Ни один маг, прежде сталкивавшийся с Нелотом на его памяти, не мог добиться и этого.

Довакин вдохнул грозовой воздух – и выдохнул свет.

Gol Hah Dov, Крикнул он, бросая вызов воле жреца и силе его души, повелевая, как повелевал прежде разумным и неразумным подчиниться его желанию. Но его сила была ничтожна по сравнению с прежней, и он не ощутил в ответ чужой воли, послушно ложащейся в ладонь; не ощутил ничего, кроме ярости Рагота в его взгляде.

Sil Lun Aus.

Слова, не Выкричанные, а Выдохнутые-Вышептанные жрецом, врезались в него отравленными метательными звездами убийц пустыни: они будто вскрыли оболочку, удерживавшую внутри него оставшиеся драконьи души, и теперь сквозь раны сочилась последняя его сила. Силгвир будто ощутил тугие потоки энергии, связавшие их троих – Ту‘ум жреца ударил не только его, но и Нелота, и теперь из них неудержимо изливалась сила. Она стекала по незримым нитям, связанным Голосом древнего культиста, Рагот пил ее словно вино – и его глаза не прятали насмешки.

Довакин никогда не смог бы воплотить в жизнь два Ту‘ума подряд так быстро – слишком долго исчезает из разума ставшее материей Намерение, но Рагот сбил его концентрацию, вернул в изначальное состояние, и Силгвир почти бессильно выдохнул, выхрипел наполовину человеческим голосом последнее своё спасение, надеясь, что ему хватит сил воплотить Крик.

Его тело растворилось призрачным сиянием, и его дух оказался вне досягаемости раготовой магии, спасая остатки энергии и сил: Бесплотность не была колдовством, но была Намерением, и для Намерения не существовало деления на материю и нематерию. Рагот нетерпеливо повёл рукой, и Силгвир, существующий сейчас в межпространстве-межвремени Нирна, только увидел, как вздрагивают нервно и ломко линии вещественного под новым магическим плетением.

Рагот почти успел ударить снова, Силгвир почти успел вырвать новую стрелу из колчана, но гром, рухнувший на Тель Митрин драконьим рыком, опередил их обоих.

- Хватит громить мой дом! – рявкнул голос Нелота.

И Силгвир вывалился на холодный песок Солстхейма из мгновенно схлопнувшегося за его спиной портала, разом лишившись улетучившейся Бесплотности, вновь материальный и подвластный Времени. Мигнувшая рядом вспышка заставила его вскочить на ноги и броситься в сторону, уходя от огненной волны, что небрежно выдохнул Рагот, словно был драконом в человеческом обличье.

Новая стрела оказалась на натянутой тетиве раньше, чем Силгвир успел осознать это, но выстрел пропал, как и прежде, не коснувшись жреца.

Нелот вышвырнул их из Тель Митрина порталами на побережье, оставив Довакина сражаться с воскрешенным безумным культистом в одиночку, и Силгвир неожиданно холодно осознал, что Рагот его убьёт. Легко, как назойливую муху. Он продержится ещё немного, уходя от его магии, но даже магия раготова была совсем не такой, к какой он привык – чуждой, неизведанной. Который удар он пропустит? Который удар станет для него смертельным?

- Я Довакин! – выкрикнул он в бесстрастное лицо жреца, но Рагот лишь бросил в него новое заклятье. От него спас амулет щита, надежно повязанный на предплечье – оберег, раскалившись до боли и, верно, оставив ожог на коже, жалко хрустнул, не выдержав отраженной силы.

Od Ah Viing, Закричал он в морской ветер острова, взывая о помощи. Старый друг приходил на его зов неизменно, в Нирне ли, в Обливионе: Одавинг спас его в бою с Мирааком, уведя внимание подвластных жрецу драконов прочь от поединка Драконорожденных, и Силгвир как никогда надеялся, что Дова сможет заставить Рагота прекратить бой.

- Meyus krilon Joor, - насмешливо воскликнул Рагот, - preltaas fah dinokiil? Du!

Легкий, односложный Крик толкнул его в грудь и заставил прокатиться по песку, глотая боль вперемешку с пепельной пылью. Ещё частичка силы покинула его. Рагот пожирал его энергию по кусочкам, будто насмехаясь над бессилием Драконорожденного.

Mul Qah Div.

Голос вырвался из его горла, клокочущий и кипящий разъяренным могуществом драконьей воли и власти; Довакин перерождался в себя самого, в аспект Дова – кто мог бы сломить и бросить к своим ногам весь мир.

Он читал эти Слова, вырезанные Садовником в Апокрифе, они вливались в его память молитвой-восхвалением-эпитафией Мираака, не боявшегося бросить вызов всему Драконьему Культу. Древний Драконорожденный стоял сейчас рядом с ним, сотканный из гибких линий света, и сила возвращалась к нему – первозданной яростью.

Сила принадлежала ему, ему одному, по праву истинно высшего.

Он шагнул вперед, облаченный в золотой свет крепче дэйдрической стали и колдовских заклятий, и глаза его горели бессмертным золотом Ауриэля, и Время, и Пространство, и Мир, Где Ходит Смерть, подчинились ему: поскольку сейчас он Воплощал Дракона.

Любой склонился бы перед ним сейчас: смертные с человечьей ли, с мерской, со звериной кровью падали прежде к его ногам, и рассыпались в прах не ведающие страха порождения магии и науки. Драконы, дети Акатоша, склоняли перед ним головы и смиряли крылья, поскольку силой было даровано ему право власти.