Вечером я надела платье красного цвета с декальте, хотя этот цвет не очень то и люблю. Распустила волосы, и накрасила губы красной помадой.
Девять вечера стук в дверь. Я спешу открывать. За дверью стоит Герман в белой майке и джинсах.
— Ты такая красивая, — сказал он и прошел внутрь.
— Спасибо, проходи на веранду, — сказала я и поплелась за ним.
На веранде я накрыла на стол, морепродукты, которые заказала из ресторана и шампанское.
— Ты даже стол накрыла. Приятно, — сказал Герман и присел.
Мы наложили друг другу еды, и он разлил шампанское по бокалам. Я вампир и не могу, есть человеческую еду, но спиртное для вампиров приемлемо, оно наоборот заглушает голод.
Мы начали непринужденную беседу, про погоду, про Мальдивы, как тут красиво. Он, то не за разговорами пришел.
— А расскажи на счет той Моники. Мне очень хочется узнать ее историю, — попросила я и стала дальше притворяться, что ем.
— Зачем тебе грустить, давай лучше повеселимся, — сказал он и накрыл мою руку своей.
— А все-таки расскажи. Хотя бы вкратце.
— Ладно, раз ты так просишь, — сказал он. — Она была моей девушкой, очень долго, нам было хорошо вместе, но она мне потихоньку надоела. И я нашел себе помимо нее еще развлечение, Габриэллу. У нее более красивые формы, пышнее грудь.
Он, не стесняясь, расписывал мне все ее прелести.
— Потом ее сбила машина и она умерла. Это было ужасно, — сказал он наигранно, как и всегда.
Он наверняка думает, что и я как он, вешаюсь на кого попало. Но скоро он поймет обратное.
Я встала и подошла к шезлонгу. Присела и стала ждать. Представление начинается. Я его очень хорошо знаю.
Я услышала шаги. Скрипнул шезлонг и он присел сзади меня и положил руки мне на талию.
Рука его медленно опустилась на бедра и сжала их. Его губы стали ласкать мою шею, и снимать бретельки платья.
— Может, пойдем внутрь. Там есть кровать, — предложил он, а я молчала.
Он развернул меня к себе и впился мне в губы. Его язык проник в мой рот и требовал ответа. Я дала ему ответ и зарылась руками в его волосы. Потом сняла его футболку, не забыв, незаметно поцеловать несколько раз вещь, и прошлась кубиками по его мышцам. Он лег на шезлонг, а я села на него. Герман целовал мою грудь, оставляя слюнявые и противные для меня следы. Он расстегнул мне платье и прошелся рукой по позвоночнику. Странно, но мурашек не было. Его губы опять нашли мои и впились в них жадно. Я прикусила его губы и облизнула, он застонал и в этот момент, я отстранилась, когда он открыл глаза, я повернула руку, чтобы кольцо было в его поле зрения. Он остолбенел, волна воспоминаний пробежалась по его лицу.
Я встала и, застегнув платье и поправив волосы, села на стул и взяла бокал шампанского.
— Это что такое? — спросил все еще лежащий на шезлонге Герман.
— Это? Да так кольцо, — сказала я и, сняв его, швырнула ему в лицо.
Он его схватил и стал вертеть перед глазами.
— Я точь в точь подарил Монике, — сказал он и снова взглянул на меня.
— Переверни, посмотри гравировку.
Когда он подарил мне подарок, он сделал гравировку на кольце, где было написано «Люблю тебя, солнце».
Как только он перевернул кольцо, у него затряслись руки. Он встал, быстро наделся и громко положил кольцо на стеклянный стол.
— Ты его украла? Такое кольцо было только у Моники. Я ей подарил его на день рождения, — говорил растеряно он.
А я улыбалась самой отвратительной улыбкой, на которую была способна.
— Тогда, ты еще принес букет из ста и одной розы, где были все розы красные, а одно черная, — напомнила я.
У него округлились глаза, и он отступил на два шага назад.
— Откуда ты все это знаешь?
— Я Моника. Та самая Моника, которую ты предал полгода назад, — сказала я.
— Этого не может быть! — вскрикнул он. — Я не верю! Ты самозванка, ты же даже не похожа на нее.
— Внешне нет, но это мое другое тело. Я переродилась в вампира, — сказала я и показала клыки. Он вздрогнул. — Когда меня сбила машина, я умерла, но смогла возродиться, только уже в другом теле. И я все прекрасно увидела, как ты с Габриэллой крутил у меня за спиной все эти годы. Как обманывал меня, как вы были рады моей смерти. Вы просто скоты. Ненавижу вас всех! — заорала я и дала ему пощечину.
Он отступил к стене и затрясся.
— Если все еще не веришь, то я могу тебе сказать то, что не знает никто, кроме нас с тобой. Я была беременна в восемнадцать, но через два месяца у меня случился выкидыш. Даже родители об этом не знают. Только ты и я, — сказала я.