Взяли Кенигсберг в 1758 году. Во как! "…ибо все жадничали видеть наши войска и самого командира, а как присовокуплялся к тому и звон колоколов во всем городе, и играние на всех башнях и колокольнях в трубы и литавры, продолжавшиеся во все время шествия, то все сие придавало оному еще более пышности и великолепия…"
Иммануил Кант присягнул на верность русской короне… так…
5 августа 1760 года севернее Гогландского рифа тонет фрегат «Архангел Михаил». Команда спасена.
Частью спасенной команды доукомплектовывают десант. Лейтенант Скобельцин. Уп-с! И больше ни слова.
Осада крепости Кольберг в Померании. Блокада с моря, и высадка морского десанта. На линейные корабли «Св. Климент папа Римский», «Полтава», «Наталия», «Ревель», «Москва», «Св. Петр», «Рафаил»…
… «Гавриил», «Шлиссельбург», «Уриил», «Св. Николай», «Ингерманланд», «Варахаил», «Нептунус», «Св. Дмитрий Ростовский», «Св. Павел», «Св. Иоанн Златоуст», «Св. Андрей Первозванный»…
…на фрегаты «Россия», «Св. Михаил», бомбардирские корабли «Дондер», «Самсон» и «Юпитер», и на 10 мелких судов принято до семи тысяч десанта.
… во время осады Кольберга захватили торговые суда… Добыча!
… 1760 год. Берлин сдается международному авантюристу на русской службе, двойному агенту, соблазнителю и похитителю миллионерской дочки, человеку отчаянной храбрости графу Готтлобу фон Тотлебену. И за каким, спрашивается, лешим сдался Тотлебену этот Берлин? Через три дня вернули прусакам. Да нам ваши берлины даром не нужны, подавитесь! «Но только это все не то, ‒ подумал Блюм, ‒ я бы за одного Скобельцина дал сейчас трех Тотлебенов и два Берлина с Потсдамом».
Дальше. Адам Чарторыйский, почетный пленник при императорском дворе. Ага. Записки Чарторыйского. Список бумаг, привезенных князем. Анекдоты из польской жизни. Истории времен Семилетней войны. История мичмана Скобельцина, записанная Броневским. Вот они, рядом: фон Штотс, Скобельцины, Михайлов, Волков, Энгельгардт… Розанов. Вот они! Вот! Вся компания! А толку? Только краткая ссылка на текст. А где сами записки Броневского? Где? Где они? Кто сам этот Броневский? Ага. Владелец кудрявого черного животного с лицом пожилой обезьяны. Бррр. Близкий знакомый пана Джевинского. Где сами записки? Елки-палки! Где?
На следующий день Митя Блюм вместе с деканом факультета полезных убийств любезнейшим Станиславом Кржевичем сидел в архиве на Пироговке. В архиве было тепло натоплено. Что чувствовалось. Потому как они замерзли, пока шли от метро «Фрунзенская» по Хользуновскому, мимо отделения танатологии.
Ковровая мягкая тишина, запах книг и бумаги. Раскопки. Вот. Удача. Так… ничего не понятно… «Тягловою силою имея пятнадцать волов и четырнадцать лошадей усиленными переходами десантный экипаж Скобельцина выдвинулся из-под Кольберга по старой Кёслинской дороге. Имея в рассуждении к исходу ноября достичь Ольховитца, учредить редут на высокой части предместья. Лейтенантом Скобельциным приказано было шуваловские пушки и протчий нужный припас с судна снять, остальные же тяготы, к депласименту невозможные, истребить». С какого судна? Не ясно. Так. Перечисление обозных ценностей. Он что, переписывал судовой журнал? «Бухта каната дюймового в осьмнаднать сажен. Ящики пороховые… пенька пыжовая. Пули мушкетные. Топоры, пилы, вармейки… Что за «вармейки»? Гвозди пудами. Зачем? Холщевое полотно парусное… Мука ржаная. Восемьдесят девять тысяч пятьсот тридцать шесть талеров серебром… В карты что ли выиграли? Это же… это много. Это много! Это тонна, а то и больше. Золотая шпага маиора Хвостовскаго. А сам маиор? Наверное, убит. Шпагу храним. Так. Картечь». Понятно, раз уж пушки шуваловские, то картечь нужна. Вот: «Лейтенант Скобелцин, сын его мичман Ефрем Скобелцин, фон Штотс – корабельный лекарь, матросы». Понятно. Мало-мальски понятно. А мы тут при чем?
Все это время декан факультета полезных убийств Станислав Кржевич сидел немного развалясь, уютно поеживался в своем толстом свитере a la geolog, читал невнимательно и косил глазом на архивариусную деву, которая с точки зрения Блюма не стоила того. И вот во время очередного быстрого бесшумного прохода мимо их стола этого юного чудо-пончика в сером архивном халатике, под которым что-то так мастерски подрагивало… Вот тут пан Кржевич сделал стойку, как делает стойку охотничья собака. Но дева-пончик была тут ни при чем. Кржевич коршуном кинулся на очередной архивный лист, впился в него и не выпускал несколько минут. Халатик, удаляясь между рядами столов, капризно дернул кругленьким плечиком и более уже не показывался. Блюм вопросительно смотрел на декана. Кржевич слился с текстом и отсутствовал.