«А ведь точно, — сообразила она в следующий момент. — Мы находимся в области безумия, где повышенная концентрация Волшебной Пыли способна сделать видимыми даже воспоминания. И кто знает, что еще».
— Давайте-ка побыстрее отсюда уберемся, — предложила она.
— Как? Сейчас, когда веселье только начинается? — спросил чей-то голос.
— Это еще кто? — встревожилась Глоха. Заклубился дым.
— Кто бы ни был, тебя это не касается непивная гоблинская девчонка.
— Какая? — переспросила Глоха, уже сообразив, с кем имеет дело.
— Небражная, неромная, неконьячная…
— Невинная? — предположил Трент.
— Неважно, — сердито фыркнул дымок.
— Метрия, что ты тут делаешь? — с досадой спросила Глоха.
— Шныряю вокруг да около, жду, когда произойдет что-нибудь забавное. Всякий, у кого хватает глупости забрести в область безумия, обязательно откаблучивает что-нибудь потешное.
— Ну уж моя-то прошлая жизнь точно не представляет ни для кого ни малейшего интереса, так что ты могла бы и уйти.
— Ох не скажи. Все воспитанницы Чуда-в-Перьях те еще штучки. Она всегда подбирает себе интересных девчонок.
— А ты с ней знакома?
— Она ведь демонесса, верно? Всегда знает наперед, что должно случиться, и оказывается рядом, чтобы помочь своей подопечной.
— Но сейчас-то ничего особенного не случится и…
— Это тебе так кажется. Не от большого ума. Ветерок-то дует.
…И долгие одинокие часы были потрачены на бесконечные воображаемые разговоры с противницей, этой летающей тигрицей, ее тетушкой гарпией Гаркушей.
— Гуща кофейная! — взревела тетушка Гаркуша, сметая крылом грязь из затрапезной прямиком в ямы для сжигания отходов. Стоя на одной костлявой ноге и держа в когтях другой чашку с дымящимся варевом, она отдаленно напоминала нескладного черного аиста. Ее красные глазки светились в полумраке затрапезной словно уголья. Смахнув с алебастрового лба грязные черные перья, она устремила на племянницу суровый взгляд. Внутри у той все сжалось в комочек, она готова была провалиться сквозь землю. И как ее угораздило влипнуть в такую переделку?
— Я тебя спросила, что это за игру ты тут затеяла? — повторила тетушка шепотом, бывшим стократ страшнее ее обычного крика. — А ну отвечай!
Глоха покраснела, что, естественно, еще пуще усугубило ее вину, и запинаясь пролепетала:
— Ты о чем, тетушка? Какие игры? Я даже в перемет не играю.
— Кончай морочить мне голову, негодница. Сегодня спозаранку ты вежливо спросила, не смогу ли я уделить время для разговора. Вежливо! Попросила! Из одного этого видно, что ты… этого слова тебе знать еще не положено, но, говоря иначе, совершенно никудышная гарпия. Раз уж тебе приспичило со мной встретиться, то следовало выразить это желание на общеупотребительном языке. Громко, грязно и грозно. Но раз уж ты развела нюни, которые мне приходится выметать отсюда поганой метлой, то выкладывай, какая еще дурь вбилась в твою башку?
Хотя Глохе и хотелось проглотить свой язык да и себя с ним вместе, — она собралась с духом и с его помощью ухитрилась произнести:
— Тетушка Гаркуша, я устала вести скучную и заурядную жизнь среди существ, которые совсем не такие, как я, и не понимают моих стремлений. От гоблинов я отбилась, к гарпиям толком не прибилась, и мой удел — горькое одиночество. Ты, должно быть, знаешь, что если по дороге в обе стороны несется толпа, надо примкнуть к какой-нибудь из них, иначе если будешь болтаться посередине, тебя затопчут. Тетушка, я хочу обрести себя, для чего и намерена обратиться к Доброму Волшебнику. Мне кажется, что личность, живущая без мечты, вянет и тонет в безрадостной тря…
Она запнулась, не в силах произнести слово, показавшееся ей гадким.
— В трясине, так ты хочешь сказать? — прокаркала Гаркуша. — А я скажу иначе — в дерьме! Чему тебя только учили? Пойми, девчонка, ты ведь не эльф поганый, который может, сидя под своим вязом, вязать словесные кружева. Главное оружие гарпии слово — и слово это должно быть громким, грозным и грязным.
— Тонет в безрадостном дерьме, — с трудом проговорила Глоха, хотя не находила это сочетание слов точно выражавшим ее мысль. С другой стороны, особого искажения идеи тоже не произошло: в конце концов, представить себе радостное дерьмо весьма затруднительно. — То и дело ночные кобылицы приносят мне один и тот же кошмар: я вижу себя разучившейся летать, словно несчастная птица со сломанным крылом. Так позволь же мне покинуть родное гнездо…
— Какое гнездо? — уточнила Гаркуша.
— Наше во… вонючее гнездо и отправиться на поиски…
— На кой хрен тебе торопиться? — прервала ее тетушка. — Покинуть безопасное гнездо, когда ты еще толком не выучилась ругаться. Этак ты и на самом деле сломаешь крылья. Для несмышленых цыпочек гнездо самое подходящее место.
— Но мне уже восемнадцать!
— А словарный запас у тебя как у девятилетней, — заявила Гаркуша, ковыряя в зубах похожим на кинжал когтем. — Не говоря уж об идиотской привычке без конца чистить перышки. Встретится тебе крылатое чудовище, захочет сожрать, а ты не сможешь отпугнуть его ни бранью, ни вонью. Такую, как ты, любой хищник сжует и не поморщится — чего ему морщиться-то?
Увы, все эти нелицеприятные слова были чистой правдой. Пристыженная Глоха прекрасно это понимала, но понимая и то, что никогда не решится поднять этот вопрос снова, набралась храбрости и спросила:
— А не могла бы ты позволить мне слетать в замок Доброго Волшебника Хамфри с соответствующим сопровождением? Мне нужно попасть туда, чтобы задать Вопрос, получить Ответ и, отслужив положенный год, занять в жизни свое истинное место. О, тетушка Гаркуша, умоляю тебя. Я готова на все, лишь бы только…
— Гарпии никого никогда ни о чем не умоляют! — гаркнула Гаркуша, возмущенная столь непозволительным слюнтяйством. — Если хочешь, чтобы я тебя отпустила, немедленно, сию же секунду выругайся как следует!