Глаза сирены повлажнели от удовольствия, она будто впитывала страх смерти, который пронизал истерзанную душу Эрато. Ведь она же ничего подобного не хотела! Она хотела лишь…
— А так все говорят! — с воодушевлением подхватила вслух ее мысль Телксиепия. — А все так говорят, потому что боятся трудностей. Сильных трудности делают еще сильнее, и, как ни странно, бодрее, а слабые становятся злыми, и это их разрушает. Мне кажется, ты злишься, причем, злишься не на себя, а на меня. А я вообще в твоих трудностях ни при чем! Меня и сейчас Холодец попросил к тебе прийти, я ему отказать не могу. Да ведь и мне надо как-то свой новый фильм в прокате продвигать. Это мое детище, я обязана ему помочь. Знаешь, сколько трудностей я пережила, чтобы этот фильм родился? Мне-то никто государственной копейкой не помог. Но я себе два года твердила, что обожаю падения — в них больше силы, чем во взлетах. Меня вообще бодрят трудности. Я заметила по всей своей жизни, что кризисы для меня — самое любимое время. Я же вижу, что ты тоже переживаешь внутренний кризис. У тебя это переоценка, а у меня, скорее, отчаяние. И я люблю погрузиться в него. Оно так питательно. Наверное, странно, но я стараюсь полностью отдаваться этому чувству. Не все ж себя хранить, есть да наслаждаться. Отчаяние стимулирует к чему-то новому, дает мысли, эмоции, заставляет двигаться дальше…
Эрато почти не слушала ее тягучую болтовню, стараясь понять, что же ей можно предпринять в такой ситуации.
— Значит, вы с сестрами давно наблюдаете за моими трудностями? — машинально поинтересовалась она у сирены.
— Ты любишь их себе создавать, думая, что уходишь от них, создавая другим, — засмеялась Телксиепия, почесав лопатки со сложенными крыльями. Это Пейсиноя и Аглаофа за тобой следили, не я. Все лишние контакты… Они меня обезвоживают.
— Но пришла-то ко мне именно ты! — едва сдерживаясь, повысила голос Эрато.
— Почему у меня всё всегда из последних сил? Чтобы нравиться, надо быть лёгкой, лёгкой, — невпопад ответила ей перепуганная сирена. — Ты могла бы не кричать? Я вполне довольна занимаемой мною нишей андеграунда и никогда не претендовала на большее. Страна здесь большая, находятся любители… всех видов самовыражения, тем более, из людей нашего круга. Не стану прикидываться, в наступившие времена моя мертвечинка идет нарасхват. Тут появляется Холодец и каждый раз заставляет меня идти к тебе… А ты при этом все больше напоминаешь мне самого Холодца… Взять сегодняшнее утро! Я встала, села за телефон, стала делать звонки по вдохновению, повсюду — одни отказы. Вдруг мне звонит Холодец и сообщает, что я немедленно должна пойти к тебе! После всего, что уже между нами было, сколько черных кошек пробегало!
— Я просто пытаюсь разобраться, пытаюсь понять правду! — схватилась за голову Эрато. — Я всю ночь спасалась от него… Вначале он появился у меня в машине… с душой одного генерала. Потом я поехала к Сфейно… поговорить… а он послал туда гарпий!
— Значит, ты и Сфейно предала, — почти сочувственно констатировала сирена. — Я все равно не скажу всей правды, потому что сама ее не знаю. Но сама наша жизнь… прикладного характера… говорит о том, что предавать никого нельзя, это очень вредно для души. Но ведь бывает иногда так страшно! А вот ты страх уже потом ощутила, когда уже всех предала. Можно лишь удивляться такому парадоксу.
— Парадокс в том, что я хотела как можно дольше оставаться Эрато, — честно ответила сирене муза любовных песен, массируя мешки под глазами.
— Заканчивался золотой песок? — догадливо откликнулась Телксиепия. А я к тебе пошла, потому что всегда тебе завидовала. Тебе не надо прятать эти крылья, у тебя фигура всегда была пропорциональной… Когда превращаешься в сирену, все кости выворачивает! А потом постоянно из-за крыльев спина чешется. И, думаешь, я сама не знаю, что как только меня будет много, все эти люди от меня отвернутся? Стараешься, работаешь, а на выходе… А все вокруг говорят, что пора сменить тему. Но я ни о чем больше петь не могу! Ведь смерть — это самое непостижимое, с чем сталкивается каждый!