Выбрать главу

— Ах, оставьте эти церемонии! Вы давно ждали меня! — с легким раздражением бросил хозяину молодой человек. — Проходите, угостите меня чаем. Ведь вы ждали моего прихода с тех самых пор, когда поняли, что за коллекцию собирает ваш отец.

Помните, как в детстве вам хотелось вместе с ним пойти на обыски и аресты, чтобы уж точно не пропустить ни одну эту чудесную вещицу? Молодость, романтика! Признайтесь, тогда бы вы встретили меня более гостеприимно?

— В молодости с легкостью веришь в несбыточное, так многого хочется, — тяжело вздыхая, сказал старик, устраиваясь на канапе у окна. — Потом понимаешь, какое опустошение могут приносить исполненные желания, а от каждой встречи ждешь очередного разочарования…

— Да, но от этих вещей вы не отказались, хотя лучше других знаете, что означают эти змейки, орлиные когти и медвежьи лапы, — рассмеялся гость. — Только вот передать это все будет некому. Опять разнесет эти вещи по разным рукам… пока кто-то вновь не решит собрать их вместе.

— Мне это нужно для работы, чтобы постоянно ощущать некие флюиды, чтобы сразу погрузиться в атмосферу античности, — пояснил старик, глядя, как гость бесцеремонно взял со стола увеличенную фотографию ликийского барельефа. — А этот барельеф интересен тем, что гарпия изображается не с обычными орлиными лапами, а с медвежьими.

Гарпия с медвежьими лапами на фотографии сжимала тщедушное тело ребенка. Молодой человек перевел взгляд с фотографии на медвежьи лапы серванта с античной майоликой.

— Уверен, что мебельщик никогда не видел ликийских памятников Ксантоса и рельефных фризов мавзолея «Харпие», изображающих край мёртвых, а вот пропорции взят те же самые, — с недоумением сказал он. — Только древними ликийцами гарпии изображались не по преданиям, а именно такими, какими они их видели. Обычно гарпий видят лишь обреченные. Ксантос был единственным городом, где жители дважды за свою длинную историю совершали массовое самоубийство, чтобы избежать владычества гарпий.

— Так это в память об этом на западе города был выполнен мавзолей, на котором была изображена гарпия… Они действительно ее видели, когда она кружила над городом, — догадался старик. — Никто раньше не понимал смысл барельефа, считая, что гарпии похищают не только души взрослых, но и крадут детей. Ведь здесь гарпия в когтях она сжимает душу ребенка.

— Люди воспринимали это изображение слишком прямолинейно. Изображение, скорее, аллегорическое, ведь жители Ксантоса сами умертвили собственных детей, чтобы те не достались гарпиям. Человеческое восприятие в большинстве случаев не назовешь утонченным, — задумчиво произнес молодой человек. — Здесь довольно точно изображена реальная Окипета, наша «быстрая», и у нее действительно медвежьи лапы, от которых и пошло смешное выражение «медведь на ухо наступил», где подразумевается именно ее лапа и ничья больше. В ее задачу входит контроль над младшими музами, чтобы не дать им возможность раскрыться, чтобы их творчество было понятно немногим… вот как истинный смысл этого барельефа.

— Но сейчас этот барельеф находится в Британском музее, мало кто его не видел, — будто в оправдание сказал старик.

— Мало кто? Но тех, кто понимает, о чем речь, действительно мало! — воскликнул гость. — И знаете, почему? Потому что мне не нравится, когда таких становится слишком много! А еще мне не нравится, когда кто-то делает вид, будто не понимает, о чем идет речь. У вас ведь имеется и камея — точная уменьшенное изображение этого барельефа.

Старик вздрогнул и опустил голову. Молодой человек широко улыбнулся, глядя на его посеревшее лицо.

— Как повторяется история! И вот уже жители другого осажденного города решают погибнуть, но не сдать свой город врагу. А ваш отец в этом холодном умиравшем городе искал эту камею, понимая, что она позволяет видеть… Вы не могли бы ее показать мне? Хотелось бы взглянуть на нее еще раз.

— Ее… у меня нет, — выдавил из себя хозяин.

— Жаль, — не стал настаивать гость. — Я хорошо помню эту сцену! Темная холодная каморка при кухне огромной вымершей коммунальной квартиры… Ваш милый папа подошел к умиравшей на топчане старушке, державшей камею в счет оплаты тому, кто найдет ее, а потом найдет в себе силы, чтобы отнести ее к общей яме. Больше у старухи ничего не было, камея была всем, что осталось от ее жизни. Ваш папа поступил благородно, он вынул камею из слабых старушечьих пальцев и вложил в нее пайку блокадного хлеба. Она ему была не нужна, он ужинал в Смольном.

— Не думаю, что вы правы, — осторожно возразил старик. — Отец сказал, что… нашел случайно. Там ведь были бомбежки, разрушения…