А те дров наломают, только хуже делают.
Он с тяжелым вздохом начал вспоминать свою работу в прежнем огромном отделе хтонических религий, то есть тех, где люди называли вещи своими именами, еще не начав придавать своим верованиям цивилизованный вид космогоническими мифами. Собираться вместе музам не давали в точности так же, как преследовали любое проявление «реакционного шаманизма». Хотя, казалось бы, в условиях торжества «научного атеизма», бороться с шаманами абсолютно недоразвитых религий — было довольно нелепо. Ведь это даже не буддизм, а уж тем более — не античное язычество. Но открыто бороться с музами было вообще считалось идеологически неправильным, ведь основным курсом КПСС было «полноценное и всестороннее развитие каждого».
Если основными функциями шаманов было лечение больных, предсказание будущего и розыск пропавших людей и вещей, то не хотелось и задумываться, о чем могут камлать музы, собравшиеся в круг. Но, на всякий случай, все сотрудники отдела античной мифологии изучали шаманские практики, понимая, что имеют дело с более древними ритуалами, предшествовавшим возникновению античных мифов. Само слово «камлание» происходило от тюркского kam — колдун, знахарь, прорицатель. В древнейшем памятнике тюркской письменности, в уйгурской поэме «Кутадгу билиг» («Наука о том, как быть счастливым»), написанной придворным кашгарского двора Караханидов Юсуфом Баласагунским в 1069–1070 годах, среди иных дидактических бейтов имеется и следующее поучение:
Арабское слово мукасим буквально означало «тот, кто дает клятвы», «заклинатель». В поэме Юсуфа Баласагунского оно синонимично тюркскому kam. В другом месте поэмы давался совет «Или держись врача, или кама». И подраземевалось не только врачевание тела, но, прежде всего, души.
В вышедшем в 1303 году списке слов тюркского племени команов «Codex Cumanicus», составленном каким-то итальянцем, изучавшем переселившиеся в конце XII века из Северного Причерноморья в Венгрию племена, — слово Incantatrix (ведьма) передано как kam katun kisi dir. То есть впервые прозвучало нечто вроде женщина-заклинательница, женщина-кам. И подчеркивалось именно женское начало в самой технике создания заклятия, а слово Adiuino (я совершаю заклинание) — переводилось как kamlik etermen (я совершаю дело кама), то есть шаманю. Слово kamlik в среде алтайских тюрок и значит колдовать, шаманить, иначе — камлать. Уже тогда отмечалось, что шаману помогают духи, но имеющие некую женскую сущность. Там же эти духи называются «сестрами». В советское время это считалось пережитком матриархата.
Мало того, что литература — нечто вроде магии. Ведь в хорошую книжку погружаешься, как в иной мир, от нее невозможно оторваться. Если книжка несет в себе отклик настоящего kamlik, то в результате не только замыкалась эстетическая триада по созданию художественного образа, но в чем-то любой читатель, иначе глядевший на мир, сам мог влиять на свою жизнь, на события. Читатели в результате контакта с этой опасной разновидностью kamlik, обретали точку опоры внутри себя, начиная менять мир вокруг себя.
Для первобытного общественного уклада сущность камлания заключалась в общении с духами ради достижения прагматических целей самим шаманом или заказчиком камлания, которым мог выступать и отдельный человек, и род, и целая община. Цель камлания — свободное перемещение шамана в небесных, подземных или земных сферах, то есть там, где обитают необходимые для выполнения задачи данного камлания духи. Задачи же камлания сводились к встрече с высшими небесными духами и сообщить им о нуждах общины. На встрече с духами вод и лесов шаман должен был их убедить оказать покровительство в исходе благоприятной охоты и рыбной ловли, а позднее — помочь в земледелии и скотоводстве.
Частных заказчиков интересовали проблемы со здоровьем, возможности исцеления больного человека. Часто требовалось проводить душу умершего в потусторонний мир и предотвратить его возвращение «в страну живых». Многие просили защиты от нападений зловредных духов, особенно на детей.
Сам же шаман при каждом таком походе «на ту сторону» расширял свои знания и представления, начинал «видеть» намного больше. Поэтому все разнообразные и многочисленные задачи камланий, в сущности, сводились к двум: взять нечто в мире духов и передать людям, или взять нечто в мире людей — и передать духам. И люди нисколько не возражали, когда из мира духов приходило то, чего они точно не заказывали, но что всегда украшало их жизнь. Иначе, как объяснить появление наскальной живописи, не имевшей никакого практического смысла? Ведь ей нельзя было украсить даже собственное жилище.