— Та-а-к. Увеличиваем.
— Есть! Зафиксировать!
Гасиенда представляла собой строение на горном склоне, но горные склоны здесь — были не голые, как с западной стороны — а покрытые лесом. Как и полагается в Латинской Америки — гасиенда была белой, она была окружена высоким забором и в ее составе была даже вертолетная площадка, где сейчас замер Белл армейского образца. Аппарат давал изображение в термооптическом режиме, было видно, что на территории гасиенды — полно вооруженных людей.
— Не меньше двадцати.
Пилоты мрачно переглянулись — это значит, что еще как минимум два раза по столько находятся внутри самой виллы, отдыхающая и бодрствующая смена. А скорее всего — боевиков еще больше, поскольку это внешняя охрана периметра, а есть еще и охрана самого Альварадо.
— Внимание! До двадцати бойцов противника на открытой местности. Наблюдаю автоматическое оружие, реактивные гранатометы. Две зенитные установки, похоже на Эрликоны — одна в северной части комплекса, другая на крыше основного здания! Наблюдаю расчеты, активности нет! Определяю цели как приоритетные.
— Программируй птицу. Ударим по ним первыми.
Никто даже не думал подавлять скорострельные Эрликоны ракетами с вертолетов — это была бы игра со смертью. По установкам нанесет удар беспилотник, и только если они будут подавлены — вертолеты появятся над целью.
— Так… еще что?
— Вон то здание. Слева. Возможно, там казарма.
— Есть…
— Его тоже.
— Драгун, здесь Вышка-контроль, выйдите на связь немедленно!
Оба пилота подумали об одном и том же — отмена операции. Действовал режим радиомолчания, авианосец мог запросить экстренный сеанс связи лишь в самой критической ситуации…
— Вышка-контроль, здесь Драгун, прошли береговую черту! Семь минут до объекта.
— Драгун, здесь Вышка-контроль, крупные силы противника на подходе к цели, крупные силы противника на подходе к цели. Переключайтесь на получение информации со спутника!
— Есть, Вышка-контроль, минуту…
Второй пилот, исполнявший обязанности штурмана и специалиста по работе с информацией — нашел канал передачи данных со спутника, идентифицировал себя, ввел код доступа и вывел данные на большой экран по центру приборной панели.
— Пресвятой Господь…
По горной дороге, ведущей к гасиенде — двигался бронетранспортер со скорострельной пушкой, за ним — бронированный внедорожник, за ним — два бортовых грузовика. В кузове каждого — стоял крупнокалиберный пулемет, и виднелись солдаты. Еще один пулемет — был на кронштейне у пассажира в кабине грузовика.
Полковник Эухенио Камасо, статный здоровяк лет сорока был жесток, предусмотрителен и осторожен и только потому он прожил до сорока лет и был полковником. В этих местах — звания присваивались не по заслугам — а тем, кому повезло выжить. Именно поэтому — он ехал в горы в бронированной машине, в сопровождении бронетранспортера и двух отделений элитного антиповстанческого батальона Los Tigres.
Полковник Эухенио Камасо был одним из тех офицеров, которые в восьмидесятые годы замирили континент и которые в новом тысячелетии — угрожали сбросить его в пучину войны всех против всех. Родился в семье офицера, был направлен по квоте в военное училище. Окончил его в числе пяти лучших на курсе и был направлен в «Школу Америк» — центр подготовки офицеров армий латиноамериканских лимитрофов, расположенных в САСШ. Там его научили кое-чему другому… была конечно и общевойсковая подготовка, но основные курсы были другие. Противодействие инфильтрации, перекрытие каналов поставки оружия, операции по прочесыванию, контрреволюционные действия, бой в городах, борьба с коммунистическими ячейками, техника допросов с пытками и без таковых, избавление от тел так, чтобы не осталось следов. В отличие от наших методов — мы обвязывали тело парой килограммов взрывчатки и подрывали — здесь предпочитали концентрированную серную кислоту, в которую иногда бросали и живых. Вот отсюда, из стен сего почтенного заведения и брались латиноамериканские полковники, которые потом вешали президентов, жгли подозреваемым лица паяльной лампой, отправляли их полетать с вертолета в антарктических водах. Нет, мы, в России тоже не безгрешны, война с террором в любой стране превращается в озверелое уничтожение себе подобных. Разница была в том, что мы воспринимали это как беду, а они — как норму.