— Да, Сергей Александрович. Их пустил сюда отец медика Джимшида. Шахназар Второй выделил им небольшой клочочек земли, чтобы они могли отгородиться от преследовавших их врагов. А теперь крепость Шуша нависает над всем Карабахом.
— Эти Джеваншир — мусульмане? — спросил Ван-Гален и, когда княгиня кивнула, заговорил оживлённее: — То есть у вас тоже была конкиста, завоевание. Арабы пришли в Гранаду, переплыв Гибралтар, укрепились там, а после оттеснили нас под самые Пиренеи. Два века Испания собирала силы, чтобы потом погнать нечестивцев на юг. Я понимаю, вы тоже устроили свою реконкисту. Я знал, что приехал в нужную мне страну. Я был уверен, что двигаюсь в правильном направлении...
Он оборвался, увидев, как переглянулись Мадатова и Новицкий.
— Я, наверное, говорю слишком много, — Ван-Гален постарался закруглить свою пылкую речь.
— Мы слушаем вас с интересом, майор, — сказала Софья Александровна и вспыхнула замечательною улыбкой. — Вам бы побеседовать с медиком Джимшидом, дядей моего мужа, увы, ныне покойным. Уверена, вы бы поняли друг друга, даже если бы вы говорили по-испански, он по-армянски. Но сейчас события разыгрываются иначе.
— Однако вы, русские, двигаетесь на юг, точно так же, как мои кастильские предки.
— Это большая страна, дон Хуан, — повернулся к нему Новицкий. — Пространство между двумя морями, Каспийским и Чёрным, от Кавказских гор и до Аракса — наверное, больше половины целой Испании. И заселено очень плотно. Куда же двинутся люди, если мы выгоним их с обжитых мест?
— Там, у нас, на запад отсюда, те мусульмане, те евреи, что хотели остаться в Испании, приняли христианскую веру. Остальные же... кого затоптали кони испанских рыцарей, кто успел — перебрался назад в Марокко... Извините, ваше сиятельство.
— Ну что вы, дом Хуан. Я уже говорила вам — здесь идёт война. Потому и охрана в доме, потому и я сижу в своих комнатах пленницей и выезжаю прокатиться только в сопровождении мужа. Это бывает редко, но я успеваю заметить и мёртвые, изуродованные тела, и разрушенные жилища. Слушаю вопли обесчещенных женщин, пытаюсь помочь несчастным сиротам. Думаю, меня мало чем уже можно испугать или ошеломить. Дело в другом. Я не уверена, что император Александр... Напротив, я могу утверждать искренне, что он совершенно не хочет завоёвывать эти земли. Его величество готов принять их вместе с народом, их населяющим.
— Да. И кто спросит народ, когда ему и так предлагают самое лучшее, — не удержался Новицкий.
— Фу, Сергей Александрович! Вы всегда ухитряетесь вывернуть чужие слова и намерения. Разве мелики Джимшид и Фридом не приезжали к императору Павлу? А ещё раньше в Петербург наведывался грузинский царь Ираклий Второй. Да не единожды. И даже Панасхан джеванширский отправлял посольство к императрице Екатерине.
— Но если они все так страстно желали сделаться русскими, — заговорил Ван-Гален, тщательно подбирая слова. — Почему же тогда так сопротивляются их соплеменники?
— У нас большая страна, дон Хуан. Дон Серхио, — Софья Александровна лукаво улыбнулась Новицкому, — уже напоминал нам об этом. Нельзя сказать, что она населена народом, но только — народами! Десятками, а может быть сотнями, если судить по языкам, на которых они общаются. Каждый народ хочет оставаться самим собой. Каждый народ пробует выбрать свой особенный путь.
— Причём пути эти, господа, весьма и весьма извилисты.
Новицкий потянулся к столу, и тут же невесть откуда выскочивший слуга схватил кувшин, спеша наполнить чашу напитком, освежающим рот и горло.
— Пути эти поворачивают к России, когда их заграждают другие страны, скажем, Турция или Персия. Но тут же уходят прочь, как только горизонт очищается.
— Замечу, дон Серхио, что все народы мира стараются избрать для себя путь, который принесёт им одну только выгоду. За исключением, может быть...
Испанец не успел договорить, как во дворе закричали, забегали люди. Юноша, охранявший дверь, выхватил шашку и стал лицом к створкам. У слуги, угощавшего Новицкого, вместо кувшина в руке уже был пистолет. Ещё двое мужчин появились из-за ковров, держа наготове мушкеты. Ван-Гален беспокойно глянул вокруг себя и потянул саблю, стоявшую между колен. Даже Новицкий ощупал кинжал, висевший поверх черкески.
В дверь постучали три раза. Два удара прозвучали один за другим, особенно грозно, с третьим помедлили. Юноша прокричал по-армянски высоким, не устоявшимся ещё голосом. Софья Александровна наблюдала за сценой с мягкой улыбкой. Сергей ухмыльнулся и убрал руку с кинжала.
Наконец створки раскрылись настежь, и в проём быстрым широким шагом вошёл генерал Мадатов. Новицкий и Ван-Гален взлетели из кресел.