- Айк понурился, тяжело сказал: - я всё залечил. Языком проверил, чтобы нигде малейшей ранки не осталось. Ножки был готов целовать, чтоб простила, поняла, поверила. Волчат убил, которые языками лишнего о ней болтали, а всё равно говорит: “ненавижу тебя”… Не знаю, что делать, как её вернуть…
- Охо-хо, обедать, однако, пора. Щи с кислой капустой будешь есть?
- Буду. А мясо там есть? - он слегка улыбнулся.
- Стала бы я волка травой кормить! - фыркнула Прасковья Агафоновна. Давай, помоги Жанне на стол здесь, в комнате, собрать, да таблетку вон мне подай и воды принеси, запить. Расстроил ты меня, Айк, опять сердце жмёт, как в тисках.
Испуганно косясь на страшного гостя, Жанна ног под собой не чуяла, собирая на стол в комнате, около кровати Прасковьи Агафоновны. Сама с ними обедать категорически отказалась, сославшись на то, что перекусила раньше и затаилась за печью, на кровати, где раньше спала хозяйка.
Айк с аппетитом съел полную тарелку наваристых щей с большим куском мяса, от пирожков с морковью отказался: - спасибо, Прасковья Агафоновна, не дали помереть голодной смертью, а вот пирожки я не буду, не люблю. - Та хмыкнула, но настаивать не стала. Айк унёс тарелки на кухню, выпил свой чай и опять подсел к кровати женщины: - так вы поговорите с Соней? Я не знаю, что ещё нужно женщине? Чтоб муж любил, чтобы не изменял, чтобы в деньгах недостатка не было, жильё хорошее, дети здоровые… Что ещё, Прасковья Агафоновна? Что ей нужно, чего нет у меня? - он смотрел на неё выжидающе и требовательно, а в глазах плескались отчаяние, неуверенность и, кажется, чуть-чуть, самую малость, - надежда.
Она отвела взгляд от его лица, сурово сказала: - не люблю я вас, вашу породу. Хоть по обличью вы люди, а всё одно чужие, непонятные. - Он пожал плечами, усмехнувшись, но промолчал. - Да и не за что мне вас любить-то. Сначала мужа убили, теперь вот внучке жизнь изломали.
Айк нахмурился, недовольно сказал: - вашего мужа убили, так ведь и он убил многих. Сколько лет-то прошло? Больше сорока? Мы не виноваты, что уродились такими, двуликими. Может, и рады бы стать чистокровными людьми, да это от нас не зависит, так что мы принимаем всё, как есть. А Соня… я хочу, чтоб она счастлива была, поверьте. Да и мне без неё не жить. Сегодня всю ночь по дому да по саду метался, места себе не находил, всё о моей малышке думал.
- Хм, а грымза-то твоя где? Неужто одного тебя оставила?
- Марфе Петровне я велел пока не появляться, - он улыбнулся на “грымзу”, - они с Соней поссорились, когда меня не было дома. Я думаю, моя хорошая сама решит, как быть с домоправительницей. Пусть и уволит - мне всё равно, лишь бы Соня ко мне вернулась.
- А о том что нужно молодой женщине кроме мужа, детей и денег, ты бы лучше её спросил, Айк. Она ведь институт закончила, работает, мечтает о чём-то, наверно, а не только о том, чтобы в четырёх стенах запереться да света белого из-за кастрюль да грязных пелёнок не видеть. Спрашивал ты её, что она хочет?
Он хмыкнул: - спрашивал. Ей больше всего хотелось меня в тюрьму посадить.
- А, ну это-то само собой, - пожилая женщина откинулась на подушки, и мужчина видел, что она побледнела. Он поднялся: - поеду я, Прасковья Агафоновна, поправляйтесь. - Она остановила его:
- Жанну-то сейчас заберёшь или уж она завтра уедет, с мужем?
- Он улыбнулся: - уедет, когда вы поправитесь. И не вздумайте ей платить, она знает, что получит деньги, когда вы на ноги встанете.
Он повернулся и пошёл к дверям, но остановился, когда услышал тихое: - Айк, я не буду Сонюшку уговаривать, жалко мне её. А ты поезжай, в гостинице поживи, что ли, поухаживай за ней. Парень ты видный, если не будешь торопиться, авось она тебя и простит. Да про любовь чаще говори, от вас, мужиков, не дождёшься, чтобы сказали, что любят. Вроде женщины сами должны догадаться!
- Спасибо, Прасковья Агафоновна, я завтра же и поеду, только с делами с утра разберусь. - Вернувшись в комнату, он подошёл к кровати и, наклонившись, поцеловал у женщины руку.
ГЛАВА 12.
Соня едва дождалась, когда автобус подрулил к автовокзалу Красноярска. По дороге она обнаружила, что в сумочке лежит мобильник, но, увы, он так и остался разряженным. У бабушки она не догадалась заглянуть в сумочку, так велико было напряжение, так быстро нужно было что-то решать. Ещё ночью Прасковья Агафоновна позвонила дочери с мужем, и Соня слышала, как плачет от радости мама и что-то торопливо говорит отец. Собственно, лишь сейчас, когда стало ясно, что побег удался, возбуждённо-лихорадочное состояние стало отступать. Она так торопилась, что едва не оставила в багажном отсеке автобуса свою дорожную сумку. Ещё немного и она звонит в дверь, не в силах тратить время на поиски в сумочке ключа.