- Ну что ты, моя хорошая! Мы найдём лучшую клинику, поинтересуемся отзывами о врачах, заплатим, сколько скажут, ну и врачу дадим, “на лапу”, так сказать, чтобы постарался.
- Мам, а если я его оставлю? - Соня высморкалась и неуверенно посмотрела на мать.
Та сокрушённо покачала головой: - ну сама подумай: - отца нет…
- как раз отец-то есть, и он уж точно не станет спрашивать её согласия, а насильно увезёт в Междуреченск и навсегда запрёт в своём паршивом городишке, - подумала Соня.
А Анна Витальевна продолжала: - ты молода, тебе к парням на свидания захочется сбегать, на концерты, на дискотеки сходить, на пикники летом съездить, а ты будешь привязана к ребёнку. Понимаешь, моя хорошая, ведь как только рождается ребёнок - личная жизнь у женщины заканчивается. Бессонные ночи, детские болезни, каждая свободная минута отдана ему, и чем больше он становится, тем больше ему требуется. Да и расходы… Мы, конечно, никогда не оставим тебя наедине с твоими проблемами, поможем, чем можем, но всё же подумай, Соня. Аборт - идеальный выход из ситуации. Тем более, что ребёнок-то не от любимого мужчины, а плод насилия. Я думаю, ты должна его ненавидеть! - она внимательно посмотрела на дочь: - или я ошибаюсь?
Соня пожала плечами:- нет, у меня нет ненависти к ребёнку. Он же ни в чём не виноват и, мама, я не знаю! Конечно, ты во многом права… - Она вспомнила Аллочкины письма, её расстройства по поводу жидкого стула Аполлоши, и содрогнулась. - Неужели и у неё все мысли будут заняты младенцем и на этом закончатся молодость и жизнь? Нет, она не готова по вине этого негодяя, этого мерзавца и преступника поставить крест на всей своей дальнейшей жизни.
- Мама, а что с заявлением в полицию? Я тоже не знаю, что делать. Бабушка сказала, что если этого… посадят, то у них там, в волчьей стае, начнётся какой-то ужас. Они станут нападать на людей, а люди будут их убивать. Это правда, да?
- Да, Соня, так и будет. - Анна Витальевна вздохнула, - ты ведь знаешь, что твой дед погиб. Давно, около сорока лет назад, я маленькая была, у оборотней погиб вожак. Я не помню, что с ним случилось. Мы, в Малой Ветлуге, об этом узнали, когда волки напали на поселковое стадо и уничтожили всех коров, около сотни голов. Это был какой-то кошмар! Наш тогдашний председатель Поссовета стал звонить в район, а там велели немедленно уезжать из посёлка. Ну, это было немыслимо. У всех хозяйство, дома. Как бросишь? Вот тогда мужчины взяли ружья и пошли в тайгу. В то время посёлок был большой, крепкий, народу жило много. Мужчины работали в леспромхозе, все охотничали, у всех ружья дома, да ещё и не по одному. Подростки тоже охотились, да и некоторые женщины зверя били, мясо, шкуры заготавливали. Вот все и пошли. Оборотней тогда погибло - не счесть! Потом ещё несколько лет их, убитых, находили. Они, если погибнут в волчьей шкуре, так и остаются, людьми уже не оборачиваются. Наших тоже немало пострадало. Потом уж милиция подоспела, волков как-то в город загнали. Как уж властям удалось с ними справиться, я не знаю, всё же маленькая была. Но вот как отца из тайги привезли, помню. Волки, они ведь как? Сразу прыгают и в горло вцепляются. Вот у отца всё горло разодрано было, а крови - море! У меня на всю жизнь это отпечаталось в памяти. Ну и ненавижу я их с тех пор, конечно. В стае-то уж все давно сменились, а суть-то волчья в них осталась. Звери они, Соня. Как только тебе вырваться удалось! Всю жизнь Бога благодарить буду.
Замерев, Соня слушала страшный рассказ. - Но, мама, тогда никак нельзя, чтобы вожака посадили! Это же всё тогда повторится?
- Да, Сонюшка, - мать грустно посмотрела на неё, - мы с тобой никогда себе не простим, если из-за нас люди пострадают. Так что… накажет его жизнь, я думаю. Есть в природе какое-то равновесие, какая-то справедливость. Зло всё равно, рано или поздно, не остаётся безнаказанным.
Соня очень сомневалась, что какие-то неведомые силы блюдут равновесие между добром и злом, как раз примеров победы зла она видела в жизни более, чем достаточно, но спорить с матерью не хотелось. Да и Айка, если уж не лукавить с собой, слишком сурово наказывать не хотелось. Помимо постельных сцен, от воспоминаний о которых её бросало в жар, Соне виделись сурово сжатые губы, нахмуренные брови и каменные скулы, когда он разговаривал с её обидчиками, а также странная беззащитность во взгляде тёмных глаз, устремлённых на неё.
Анна Витальевна уехала, а Соня села и стала думать. Аборта она боялась однозначно, посоветоваться было не с кем, даже Аллочка - и та далеко. В голову ничего не приходило. Девушка представила, каково это - ходить на работу с громадным безобразным животом, переваливаясь, как утка, с боку на бок. Сослуживцы станут шептаться у неё за спиной. Женщины, сгорая от любопытства, будут интересоваться, кто отец и фальшиво сочувствовать, а мужчины, пряча улыбку, двусмысленно заглядывать в глаза.