— Да, время в одном из своих проявлений искусно и целеустремленно оставило эти пробелы.
— Я не могу найти имя, которое в одном из этих пробелов. Вы можете?
— Я — часть имени, которое в одном из этих пробелов.
— И вы — человек без лица. Но зачем вы бросаете тень на людей и контролируете их? С какой целью?
— Пройдет немало времени, прежде чем вы узнаете ответы на свои вопросы.
— Когда я окажусь перед выбором, я тщательно взвешу все «за» и «против».
С этого момента в жизни Чарльза Винсента поселился страх. Теперь он редко позволял себе шалости в отношении людей.
За исключением Дженифер Парки.
Тот факт, что его притягивало к ней, казался странным. Он едва знал ее по жизни в обычном мире, и она была старше его минимум лет на пятнадцать. Но сейчас она нравилась ему за женские достоинства, и все его шалости с ней были пропитаны нежностью.
Эта старая дева не приходила в ужас и не бросалась запирать двери — она не беспокоилась по поводу таких вещей и раньше. Он мог идти за ней следом и гладить ее волосы, а она громко спрашивала возбужденным голосом:
— Кто ты? Почему не позволяешь увидеть тебя? Ты ведь друг, правда? Ты человек или что-то иное? Если ты способен ласкать меня, почему не поговоришь со мной? Пожалуйста, покажись. Обещаю, что не причиню тебе вреда.
Как будто она не могла даже представить себе, что вред мог быть причинен ей самой. И снова, когда он обнимал ее или целовал в макушку, она восклицала:
— По-видимому, ты маленький мальчик или почти маленький мальчик, вне зависимости от того, какой ты на самом деле. Ты молодец, что не роняешь мои вещи, когда передвигаешься по комнате. Иди сюда, я хочу обнять тебя.
Только очень хорошие люди не боятся неизвестного.
Когда Винсент столкнулся с Дженифер в обычном мире, куда он теперь находил повод наведываться как можно чаще, она взглянула на него оценивающе, как будто догадываясь, что их что-то связывает.
Однажды она обратилась к нему:
— Я знаю, что невежливо с моей стороны говорить об этом, но выглядите вы совсем плохо. Вы ходили к врачу?
— Несколько раз. Но, по-моему, это мой доктор должен сходить к врачу. У него вечная привычка делать необычные замечания, а теперь он еще и стал несколько неуравновешен.
— Будь я вашим доктором, думаю, я бы тоже потеряла спокойствие. Все же нужно найти причину вашего недомогания. Выглядите вы ужасно.
Не так уж и ужасно. Да, он облысел, это верно, однако многие мужчины теряют волосы после тридцати, хотя, возможно, и не так стремительно. Он решил, что это происходит из-за сильного сопротивления воздуха. В конце концов, находясь в ускоренном состоянии, он носится со скоростью около 300 миль в час. Достаточно, чтобы сдуть волосы с головы. И не по этой ли причине у него испортился цвет лица и появилась усталость в глазах? Но он понимал, что это чепуха. Он ощущал давление воздуха в ускоренном состоянии не более, чем в нормальном.
Наконец пришел вызов. Он решил не отвечать. Он не хотел оказаться перед необходимостью делать выбор; он не желал стать одним из них. Но у него и не было намерения отказываться от величайшего превосходства, которое он получил над природой.
— У меня будет и то, и другое, — сказал он. — Я — уже противоречие и невозможность. Пословица — всего лишь ранняя формулировка закона внутренней компенсации: «Нельзя взять из корзины больше, чем в ней лежит». В течение длительного времени я нарушал законы и балансы. «Сколько веревочку не вить, а концу быть», «Кто танцует, тому и платить скрипачу», «Все, что поднимается, опускается». Но являются ли пословицы действительно универсальными законами? Несомненно. Смысл пословицы имеет силу универсального закона; это всего лишь иная формулировка. Но я противоречил универсальным законам. Остается посмотреть, нарушал ли я их безнаказанно. «Любое действие рождает противодействие». Если я откажусь иметь дело с ними, я спровоцирую ответную реакцию. Человек без лица сказал, что это всегда гонка между абсолютным знанием и уничтожением. Отлично, я участвую в ней.
Они начали преследовать его. Он знал, что они находились в ином состоянии, настолько же ускоренном относительно него, насколько он был ускорен относительно обычного мира. Для них он был почти что неподвижной статуей, мало отличающейся от мертвеца. Для него они были невидимы и неслышимы. Они преследовали его и устраивали мелкие пакости. Но он по-прежнему не отвечал на вызов.